Сегодня мне исполнилось семьдесят семь, и я дошла до того, что прошу у невестки, Людмилы, всего лишь тарелочку борща. Еще вчера я считала, что ее долг — вести хозяйство, стряпать, шить, заботиться о семье, как это делала я при муже. Но мир перевернулся, и я, Анна Васильевна, осознала, что мои убеждения остались в тех временах, когда в доме пахло пирогами. После смерти супруга сын Дмитрий забрал меня к себе в Москву, и теперь я живу в их квартире, чувствуя себя то ли старухой-приживалкой, то ли музейным экспонатом. Сердце ноет от этой мысли, но я сцепила зубы и учусь принимать новую правду, хотя горечь еще живет во мне.
Раньше я была хозяйкой просторной избы в Нижнем Новгороде. Вставала с рассветом, замешивала тесто, варила холодец, штопала одежду, растила Дмитрия. Мой покойный муж, да упокоится его душа, трудился на фабрике, а я создавала уют, чтобы он возвращался в теплый дом. Я свято верила, что так и должно быть: женщина — это сердце семьи, а невестка в будущем подхватит мою эстафету. Когда Дмитрий познакомил нас с Людой, я радовалась: “Наконец-то помощница!”. Мечтала, что вместе будем солить огурцы и вязать носки, как в моей молодости. Но реальность оказалась иной.
Люда — дитя нового века. Работает бухгалтером, не выпускает из рук планшет, носит узкие джинсы, на кухне бывает редко. Пока они с Димой не съехались, я жила одна, но после инфаркта сын настоял: “Мама, переезжай, мы поможем”. Я согласилась, продала свою хрущевку, отдала им деньги на ипотеку. Думала, стану опорой: приберусь, приготовлю, присмотрю за внуками. Но Людмила не оценила моих порывов — ей не нужны ни моя забота, ни мои принципы.
Сразу поняла: на кухне я лишняя. Один раз предложила сделать драники — Дима обожает их с детства. Люда вежливо улыбнулась: “Анна Васильевна, не трудитесь, я закажу пиццу”. Пиццу? В моем мире еда — это любовь, а не доставка из “Яндекс.Еды”. Пыталась мыть полы, но невестка мягко отбирала тряпку: “У нас есть умный пылесос”. Умный пылесос? А где же душа, где человеческие руки? Я молчала, но внутри росло чувство, будто я — ненужный хлам. Дмитрий лишь отмахивался: “Мама, не парься, у Люды все под контролем”. Не парься? В мои годы покой — это не безделье, а возможность чувствовать себя полезной.
Больнее всего — ее холод. Я выросла в убеждении, что невестка должна почитать свекровь, советоваться, перенимать опыт. Но Людмила живет по своим правилам. Готовит какие-то роллы вместо пельменей, которые я учила лепить. В доме стерильно чисто, но безжизненно — нет вышитых подушек, нет аромата топленого молока. Как-то рискнула намекнуть: “Людочка, может, испечем блинов?”. А она ответила: “Анна Васильевна, сейчас эра ЗОЖ, мука — это вредно”. Вредно? А чем же тогда питать душу?
Я копила обиду. Решила, что она презирает мою мудрость. Пробовала жаловаться сыну: “Дима, твоя жена даже картошку жарить не умеет, только кнопки нажимает. Разве это хозяйка?”. Но он лишь хмурился: “Мама, хватит, у нас все ок”. Ок? Для них — может, и ок, а я чувствую себя как та старая шуба, которую достают только в лютые морозы. Подруга Галя, выслушав меня, вздохнула: “Ань, нынче невестки не те”. Но я не хочу валить на эпоху. Я хочу, чтобы меня не кормили, как птичку в клетке, а видели живым человеком.
Вчера меня прорвало. Люда готовила ужин — что-то с рыбой и лимоном. Я сидела в своей комнатке, слышала, как они с Димой шутят, и вдруг осознала, что я здесь — словно тень. Встала, зашла на кухню и попросила: “Люда, свари мне, родная, простого борща. Как раньше, с капусткой”. Она удивилась, но кивнула: “Хорошо, Анна Васильевна”. И сегодня принесла — горячий, наваристый, почти как мой. Я ела и смахивала слезы. Не из-за вкуса, а потому что поняла: теперь мне нужно только это. Не ее поклонение, не мои заветные рецепты — просто тарелка борща, чтобы вспомнить, кто я есть.
Я приняла правду: мои идеалы умерли вместе с прошлым веком. Людмила никогда не станет копией меня, и, возможно, это даже хорошо. Она зарабатывает, у нее свои заботы, а я, старая перечница, больше не вправе диктовать, как им жить. Но все равно горько: я больше не та Анна Васильевна, что рулила всей деревней. Теперь я — тихая старушка у окна, которой хватает крох внимания.
Решила: хватит киснуть. Научусь жить в их ритме: буду смотреть “Дом-2”, болтать с соседками у подъезда, перебирать старые фото. Может, попрошу Люду показать, как заказывать продукты через приложение — вдруг пригодится? Но я не стану грузом. Если они не видят во мне мать — найду, ради кого жить. А пока прошу лишь тарелку борща да капельку тепла, которого мне так не хватает в этом холодном, новом мире.
