Сегодня мне исполнилось 70 лет. Я одна, как перст. Для своей дочери я — лишний груз. Она замужем уже два десятка лет и предпочитает не вспоминать обо мне вовсе.
— Аленка, приезжай, пожалуйста, вечером. Мне совсем тяжело одной…
— Мам, у меня дел — выше крыши! Сколько можно слушать твои жалобы?! Ладно, приеду…
Я расплакалась. Не от злости — от боли. Столько лет отдала единственной дочери, жила ради неё, растила в одиночку… И вот такая «благодарность». Наверное, слишком её баловала.
Когда Лере было одиннадцать, я впервые за долгие годы позволила себе немного счастья — познакомилась с мужчиной. Дочь устроила такой скандал, что я, рыдая, разорвала эти отношения. А она осталась довольна.
Теперь мне семьдесят. И я совсем одна. Ни поддержки, ни участия — ни в делах, ни в душе, а уж тем более в деньгах. Моя дочь давно замужем. Живет своей жизнью. Ей проще забыть, что я есть.
У меня трое внуков. Но я их почти не вижу. Почему — не знаю. Может, потому что их мама не считает нужным поддерживать со мной связь.
В тот день мне было особенно плохо. Позвонила Лере:
— Мне назначили уколы. Ты ведь медсестра, может, сделаешь?..
— Ты что, хочешь, чтобы я каждый день моталась к тебе?! Это шутка?!
— Лер, мне трудно дойти до поликлиники. Гололёд — упаду…
— А деньги у тебя есть, чтобы мне заплатить? Я за бесплатно кататься не буду!
— Нет… Денег нет…
— Ну тогда, мам, извини! Ищи кого-нибудь ещё!
Я молча положила трубку. Утром вышла за два часа, чтобы успеть дойти до больницы. Шла, держась за заборы, плакала. Не от боли — от безысходности.
У входа в поликлинику ко мне подошла женщина:
— Проходите без очереди. Вы плачете? Вам плохо?
— Нет, — ответила я. — Это совсем не от боли…
Она не ушла. Разговорились. Впервые за долгие годы я выговорилась. Просто потому что больше некому слушать.
Её звали Татьяна. Жила она в соседнем доме. После приёма она настояла, чтобы я зашла к ней на чай. С тех пор мы начали общаться. Редко, но по-настоящему.
В день моего юбилея Таня пришла с тортом и свечами. Лера даже не позвонила. А Таня сказала:
— Вы так напоминаете мне маму… С вами мне спокойно, понимаете?
Она стала приходить чаще. Помогала по хозяйству, приносила продукты, ходила со мной к врачам. Иногда я заходила к ней — пили чай, болтали, отмечали маленькие праздники. Даже съездили в санаторий. Впервые за много лет я почувствовала, что живу.
Долго думала, но решила: свою двушку перепишу на Таню. Она отнекивалась, говорила, что ей ничего не нужно. Но я видела — она заботится не из корысти. Просто по-доброму. Потому что я стала ей как родная.
Потом я переехала к Тане — одной стало слишком тяжело. Квартиру продали, чтобы у Леры не возникло желания судиться после моей смерти.
О дочери ничего не слышала больше года. А потом, как гром среди ясного неба — звонок в дверь. На пороге стояла Лера. Без приветствий она закричала:
— Как ты посмела?! Как ты могла отдать квартиру чужой тётке?! Ты мне всю жизнь испортила, а теперь ещё и наследство украла?!
Она орала, обвиняла, желала мне сдохнуть. А потом муж Тани просто подошёл и сказал:
— Уходите. И не возвращайтесь.
С тех пор мы не виделись.
Знаете, что самое страшное? Не то, что родная дочь отреклась. А то, что мне уже не больно. Потому что чужая женщина стала ближе крови. Потому что есть люди, которые заботятся не по обязанности, а по желанию.
Пусть шепчутся. Пусть осуждают. Но я впервые за долгие годы чувствую, что нужна. Не как обуза. Просто как человек.
