Тёплые лучи чужой души: история в сельской избе
Иван поставил тяжёлые вёдра с водой на лавку в сенях у бабы Марфы и уже разворачивался уходить, но старушка крепко схватила его за рукав, молча кивнув в сторону избы. Он покорно зашёл внутрь и присел на широкую лавку у двери, ожидая, что она скажет.
Марфа, не проронив ни слова, достала из печи чугунок, глянула на старые ходики на стене — мол, время обедать — и налила в миску густых щей с кислой капустой. Добавила кусок сала, луковицу и ломоть ржаного хлеба с хрустящей корочкой. Подумав, поставила на стол бутылку самогонки. Её сгорбленная спина, укутанная в поношенный платок, казалась хрупкой, но в валенках она двигалась уверенно, несмотря на духоту в избе.
Иван, понизив голос, начал:
— Щи я, конечно, с радостью съем, а вот выпить — увольте. Заклялся я, баб Марфа, больше ни капли. Икону целовал, батюшке обещал. После того раза, как напился да Настю ревновал, в клубе устроил такой погром — сам не знаю, как в милицию не угодил. За сломанные скамьи пришлось отдать кругленькую сумму. Мать говорит, у тебя спина болит, вот я и пришёл воду принести. Сейчас поем, дров наколю, а там, может, и ещё что найдётся. Как только мать видит, что я к телевизору пристроился, сразу работу придумывает — будто из воздуха достаёт.
Иван засмеялся над своей шуткой, но тут же поперхнулся щами. Марфа, не растерявшись, принялась стучать ему по спине своими костлявыми кулачками, будто гвозди забивала. Парень, откашлявшись, продолжил уплетать щи с салом и луком, а потом, прищурившись, спросил:
— Бабуль, а как ты спишь-то? Спина выравнивается или дугой лежишь?
Марфа посмотрела на него ясными голубыми глазами, в которых мелькнула улыбка, и махнула рукой, будто отмахиваясь.
— А я вот гляжу, в молодости ты красавицей была! — продолжал Иван, тыча пальцем в старую фотографию на стене. — Волосы — густые, брови — будто два полумесяца, а глаза — как звёзды зимние. Моя Настя тоже писаная красавица! Давай я тебе её достоинства перечислю, а ты пальцы загибай. Только, боюсь, не хватит: статная, скромная, добрая, работящая, аккуратная, бережливая, поёт — заслушаешься, танцует — загляденье, не жадная, замужем не была, не курит, не пьёт, по чужим домам не шляется. Ну как, бабуль, пальцев хватило?
Иван заметил, как глаза Марфы заискрились смехом. Грудь её тряслась, но звука не было — только тепло в глазах.
— Какие же у тебя глаза, бабуль, чистые, живые, не по возрасту! — воскликнул он. — Настю-то знаешь?
Марфа развела руками и пожала плечами, будто говорила: «Кто вас разберёт, хорошие вы или нет».
— Конечно, мы не такие, как вы были, — продолжил Иван. — Вы родителей слушались, боялись ослушаться. А мы? Чуть что не так — сразу в спор лезем. У нас на всё своя правда. Отец мой, перед тем как что-то решить, со мной советуется. А мать вообще меня за главного держит. Братья по городам разъехались, я младший, пока не женился, с родителями живу. Но хочу свадьбу сыграть, детей нарожать. Настя у меня — ого-го! Я ж зоотехник, по-научному скажу: здоровая, родит сколько захочет. Ну что, пальцы точно все загнула?
Иван наелся досыта, от печного жара его разморило. Несмотря на боль в спине, у Марфы в избе было чисто, как в музее. Особенно бросалась в глаза огромная кровать с пуховой периной, горами подушек и кружевным подзóром. Иван помечтал вслух:
— Вот бы мне такую кровать на первую брачную ночь! Хотя, может, и не надо — сгоришь на такой перине, как блины на сковороде, и всё дела позабудешь.
Он рассмеялся и добавил:
— Настя скоро учёбу закончит, вернётся в село, и гулять будем свадьбу. Она на медсестру учится. Представь, как здорово: я скот лечу, она — людей. Хотя мать порой отца скотиной обзывает. Да и мы все порой не лучше. Слыхала, как Витька мопед у Семёна стырил да в речке утопил? Ну не скотина? А Серёга на сеновале курил, чуть избу не спалил. Тоже молодец!
Но самый подлый — это Лёшка. С Катей встречался, обманул её, она беременная осталась, а он из города невесту привёз. Катя чуть с ума не сошла, думали, руки на себя наложит. А вчера идёт, улыбается, живот вперёд, говорит, мальчик будет, Бог на счастье дал. Я вот думаю: как этот Лёшка мимо её дома ходить будет, зная, что там его сын растёт? А я Настю никогда не брошу! Гляжу на неё — так и хочется обнять покрепче, чтобы она во мне растворилась, чтобы мы стали одним целым. Но она строгая, до свадьбы — ни-ни. Эта свадьба как граница, и тащить её через неё я не стану. Медсестра из неё выйдет отменная, твою спину в два счёта поправит. Уколы ставит — комар больнее кусает. А я порой думаю: как колхоз нам дом выделит, буду по тебе, бабуль, скучать. Жить-то не рядом будем. Но ничего, я всегда приду: и помочь, и поболтать. Что ещё у тебя вкусного припасено?
Марфа ловко подцепила ухватом горшок с гречневой кашей и мПока Иван уплетал кашу, за окном заскрипели снега под чьими-то шагами — вернулась Настя, вся румяная от мороза, с охапкой дров в руках.
