Сижу на кухне, сжимая в руках горячую чашку, но внутри — ураган.
В тихом городке под Сочи, где воздух пропитан запахом хвои и моря, мои 52 года превратились в ежедневную битву без слов. Меня зовут Галина Фёдоровна. Живу в трёхкомнатной хрущёвке с сыном Денисом и его девушкой Алёной. Три месяца мы теснимся здесь втроём, и с каждым днём чувствую: мой дом, моя крепость, становится чужой территорией. Грязные тарелки на столе — не просто беспорядок. Это немой укор, знак моего одиночества.
Мой сын, моя боль.
Денис — моя гордость, моё единственное сокровище. Растила его одна после того, как мужа забрала война. Отдала ему всю себя. Он вырос добрым, но беспечным, как все мальчишки. В 25 лет он привёл Алёну. Она казалась милой: румяная, с густой косой, вежливая. Когда он сказал, что она переедет к нам, я согласилась. «Мама, это ненадолго, пока квартиру не найдём», — обещал он. Я кивнула, думая — справимся. Как же я ошибкалась.
Моя квартира — три комнаты, но теперь в них тесно. Вся жизнь здесь: первые слова Дениса, мечты с покойным мужем. Теперь это клетка. Они заняли большую комнату, а я ютюсь в крохотной спальне, где даже шкаф не закрывается. Стараюсь не мешать, но их присутствие давит. Живут, будто меня нет. А я, как призрак, брожу по своему же дому.
Грязные чашки и тихий протест.
Каждое утро — ритуал: чай, кухня, груда немытой посуды. Алёна жарит сырники, Денис наливает кофе, оба смеются. Потом — ход стоп! — и они исчезают. А я остаюсь с их тарелками, с масляными пятнами на скатерти, с крошками. Мою, потому что не могу смотреть на бардак. Но с каждым разом обида копится. Почему я? Почему им плевать? Я не домработница — но для них, похоже, так и есть.
Алёна даже не кинет «спасибо». Пройдёт мимо, уткнусь в телефон, даже взглядом не удостоит. А Денис… Мой мальчик, который раньше целовал меня в щёку по утрам, теперь лишь бросает на бегу: «Мать, ты как?» — и исчезает. Я киваю, глотая ком в горле. Их безразличие — как порез бумагой. Медленно, но больно.
Разговор, который не услышали.
Пыталась говорить. Как-то раз, когда Алёна была у подруги, сказала: «Сынок, мне тяжело. Вы тут живёте, а я — как мебель». Он сморщил: «Да ладно, мам, тебе же нравится всё чисто. Алёна устаёт, я тоже. Не придумывай». Словно ножом по сердцу. Разве он не видит, что я тоже пашу? В 52 года таскаю сумки в «Пятёрочке» с утра до ночи. Но для них я просто часть интерьера.
Алёна начала «улучшать» мой дом. Мои горшки для цветов, мои иконы в углу — всё не так. Делает это исподтишка, но по глазам вижу: ей не место здесь. Моя подруга Ольга кричит: «Галина, выстави их!» Но как? Это ведь мой сын… А если он уйдёт с ней навсегда? Страшно. Но ещё страшнее — сойти с ума в своём же доме.
Грань.
Вчера Алёна оставила не только посуду. Вся кожаная! — натянута через спинку дивана. Попросила убрать. Она фыркнула: «Галина Фёдоровна, потом». Не убрала. Денис промолчал. В тот миг я поняла: хватит. Мой дом — не общежитие. Я решила — сегодня поговорю с сыном. Скажу: или уважаем правила, или ищ!те съёмное. Знаю, Алёна нашепчет ему гадости. Знаю, он может хлопнуть дверью. Но я больше не могу. Я — Галина Фёдоровна, и заслуживаю большего, чем роль тени в собственной жизни.
Это мой бунт. Может, последний. Но я выберу! себя. Даже если придётся потерять сына.
