**Тишина в доме: как швейная машинка изменила судьбу**
Утром Дмитрий, как всегда, ушёл на работу. А Татьяна осталась в полумраке спальни, сидя на краю кровати, будто копя силы для чего-то важного. Вместо привычного пути на кухню она направилась в кладовку. Сдвинув тяжёлую стремянку, достала с верхней полки запылённую швейную машинку. Глубоко вздохнув, Татьяна понесла её в комнату… Когда вечером Дмитрий вернулся, его ждал шок. Грязная посуда в раковине, рубашки в стирке, а Татьяна, даже не взглянув на него, скрылась в своей комнате, где горел свет и играла музыка — будто там шло какое-то странное торжество. Дмитрий стоял посреди кухни, не понимая, что творится в их доме.
— Опять стрелки на брюках кривые, — проворчал он, разглядывая себя в зеркале с привычным недовольством. — Таня, ты вообще смотрела, как гладила? Это же кошмар!
Татьяна стояла за его спиной, скрестив руки. Она видела: его дорогие синие брюки идеально отглажены — стрелки ровные, ни складки, ни пятнышка. Но спорить не стала. Эти утренние спектакли перед зеркалом давно стали ритуалом, и она научилась молчать.
— С брюками всё в порядке, Дим, — тихо ответила она, сдерживая раздражение.
— Я не придираюсь, я указываю на ошибки! — отрезал Дмитрий. — Неужели так сложно сделать, как я прошу? Я что, требую невозможного?
Ещё раз окинул себя взглядом, схватил портфель и бросил:
— Ладно, сойдёт. Сегодня важная сделка, вернусь поздно. — Чмокнул её в щёку и вышел, хлопнув дверью.
Татьяна выключила свет в прихожей и медленно опустилась на пуфик у шкафа. Эти полчаса одиночества были её единственным спасением — временем, когда она размышляла о своей жизни. Где она ошиблась? Как всё дошло до этого?
Они познакомились в вузе. Она училась на историка, мечтая преподавать, он — на инженера. Их любовь была такой, о которой пишут в романах: чистой, бедной, но полной надежд. Это дало им смелость расписаться, несмотря на пустые карманы. Родители не могли помочь — обе семьи еле сводили концы с концами.
Свадьбы не было — только роспись в загсе. Деньги, подаренные родителями, ушли на кровать и мелочи для комнаты в общаге. Единственным «приданым» Татьяны стала бабушкина швейная машинка. Отказаться было неудобно, хотя шить времени не было. Машинка пылилась на подоконнике, прикрытая потёртым полотенцем.
На последнем курсе Дмитрию повезло устроиться в строительную фирму. Он быстро вырос из инженера в начальника, а Татьяна пошла работать в школу. Её уроки истории были живыми, увлекательными — она любила детей и мечтала о своих, надеясь скоро стать матерью.
— Куда нам торопиться? — охлаждал её пыл Дмитрий. — В этой клетушке втроём не развернёшься.
К тому времени они переехали в однушку, а Дмитрий сменил автобус на подержанную иномарку.
— И что ты забыла в этой школе? — упрекал он. — Дома бардак, ты целый день там, а вечером с тетрадками сидишь. Я же предлагал: сиди дома, занимайся хозяйством. Вот будет порядок — тогда и о детях подумаем.
Татьяна успевала всё: убирала, готовила, стирала. Но Дмитрию вечно что-то не нравилось. Она уходила раньше, и завтрак остывал. Сложные блюда готовить было некогда, а разогретый суп или вчерашние котлеты вызывали у него гримасу. Утром он требовал свежую, ещё тёплую рубашку, но Татьяна гладила их раз в неделю. Дмитрий ворчал, критиковал, и его претензии звучали всё громче.
— Когда ты уволишься и начнёшь нормально заниматься домом? — бросал он. — От твоей зарплаты толку ноль, без неё мы прекрасно обойдёмся.
Через три года Татьяна сдалась. Ушла из школы, решив посвятить себя дому. А точнее — Дмитрию, ведь детей у них так и не появилось. Дмитрий к тому времени получил высокую должность и часто работал дома по вечерам.
— Какой ребёнок, Таня? — злился он. — Будет орать, мешать спать, работать. Хочешь, чтобы меня уволили? Ты же не работаешь, всё на мне!
Дом стал для Татьяны полем боя. Она убирала каждый день, готовила сложные блюда, которые Дмитрий требовал подавать свежими. Ресторанную еду он презирал, запрещая заказывать доставку. Татьяна часами искала рецепты, оттачивала мастерство, но Дмитрий всё равно находил, к чему придраться: то недосолено, то переперчено, то мясо жёсткое.
Сначала она пыталась спорить, но вскоре замолчала. Доказывать что-либо стало бессмысленно — он всегда был недоволен.
— Сегодня котлеты лучше, чем в прошлый раз, — говорил он, — но специи не те.
— В следующий раз возьму другие, — отвечала Татьяна. — Какие хочешь?
— Откуда мне знать? Ты же хозяйка, думай сама.
Раньше они обсуждали его работу, проекты, и Татьяна давала советы. Теперь ужины проходили в тишине. Дмитрий утыкался в телефон, а потом уходил в кабинет. Они жили в просторной квартире, но Татьяна называла её пустой — пустой, как её сердце.
Бабушкина машинка переезжала с ними. Дмитрий не раз хотел её выбросить, но Татьяна стояла на своём:
— Ты же не шьёшь, зачем она? — ворчал он.
— Это память. Подарок. Оставь.
— А этот хлам? — тыкал он в пакет с выкройками.
— Это не хлам, это выкройки. Оставь.
Странно, но здесь Татьяна была непреклонна. Дмитрий пожимал плечами, но не спорил.
…В то утро, после его ухода, Татьяна долго сидела в темноте, а потом решительно направилась в кладовку. Достала машинку, старые выкройки, нашла кусок хлопка, купленный когда-то для сорочки. Разложив ткань перед зеркалом, отметила, как изумрудный цвет подчёркивает её каштановые волосы. И начала шить.
В тот день Дмитрий впервые остался без ужина. Вернувшись, он застыл в дверях. Грязная посуда, мокрые рубашки, а Татьяна, не глядя на него, ушла в комнату, где гремела музыка и горел свет.
ДмиДмитрий попытался возразить, но Татьяна даже не повернулась, полностью погружённая в процесс, и в этот момент он впервые почувствовал, что потерял её навсегда.
