Три дня без вестей
Валентина Петровна в пятый раз за утро подошла к телефону, подняла трубку, услышала ровный гудок и вернула её на место. Аппарат был исправен — значит, дело не в нём. Она взглянула на часы: без десяти одиннадцать. Обычно Дмитрий звонил ровно в девять, как только приходил в офис, но уже третий день от него — ни звука.
— Может, простудился? — пробормотала она, поправляя салфетку на телефонном столике. — Или внезапно отправили в командировку?
Но сын всегда предупреждал о поездках заранее, это было их негласным договором. Валентина Петровна налила себе чаю, но он казался горьким, хотя сахара она положила как всегда. Присела у окна, уставилась во двор. Соседка Алевтина Степановна развешивала бельё, напевая под нос частушку. У неё-то дети названивают каждый день, внуки по воскресеньям приезжают. А Дмитрий…
Телефон зазвонил резко, будто бил в набат. Валентина Петровна рванулась к нему, чуть не опрокинув вазон с геранью.
— Алло! Дима?
— Ошиблись номером, — ответил чужой мужской голос.
— Ах, простите…
Она медленно опустила трубку. Сердце колотилось, будто пыталось вырваться из груди. До чего же она растревожилась из-за пустякового звонка! Валентина Петровна снова подошла к окну, но уже не видела ни двора, ни соседки — мысли путались, одна мрачнее другой.
Дмитрий работал в логистике, возил грузы по области, иногда и за её пределы. Вдруг авария? По телевизору то и дело говорят о ДТП. Валентина Петровна забегала по комнате, как зверь в клетке. Руки дрожали, когда она снова набрала номер сына.
— Абонент временно недоступен, — ответил робот.
— Господи, да что же происходит? — прошептала она.
Вспомнила их ссору недельной давности. Пустяк, ерунда. Дмитрий зашёл в гости, а она завела разговор о личном — когда же женится, почему тянет. Сын нахмурился, отмахнулся: мол, не время, надо сначала на ноги встать. А она не отступала — в тридцать пять лет, дескать, пора бы уже.
— Мам, отстань, — сквозь зубы бросил тогда Дмитрий. — Проблем и без того хватает.
— Какие проблемы? Работа есть, квартира, машина… Чего тебе не хватает?
— Терпения не хватает, — огрызнулся он и ушёл раньше обычного.
Валентина Петровна тогда дулась весь вечер. А теперь жалела о каждом слове. Может, Дмитрий специально не звонит, обидевшись? Хотя нет — сын не злопамятный, это она знала точно.
К полудню тревога стала невыносимой. Валентина Петровна накинула платок и постучала к Алевтине Степановне. Та распахнула дверь с недоумением.
— Валя? Ты как привидение…
— Лёля, можно к тебе? Совсем измучилась.
— Проходи, садись. Чаю налью?
На кухне Валентина Петровна выложила всё, а соседка слушала, изредка кивая.
— А к нему домой не съездила? — спросила та наконец.
— Как съездить? Ключей нет. Да и неудобно без предупреждения…
— Ерунда! Ты ж мать. Постучись — может, болеет, температура, потому и молчит.
— А если нет его дома?
— Тогда к соседям постучи, спроси. Люди поймут.
Валентина Петровна задумалась. Идея была здравая, но страшная. А вдруг Дмитрий не один? Вдруг у него девушка, а она вломится как назойливая родня?
— Может, подождать? Завтра позвонит…
— Валь, три дня тишины — это неспроста. Лучше проверить, чем с ума сходить от дурных мыслей.
Вечером Валентина Петровна так и не решилась поехать. Ложилась спать, но сон не шёл. Всю ночь ворочалась, прислушиваясь — вдруг зазвонит? Но телефон молчал.
На четвёртое утро она не выдержала. Оделась и поехала по знакомому адресу. Дмитрий жил в новом районе, в панельной девятиэтажке. Валентина Петровна поднялась на шестой этаж, замерла перед дверью, собираясь с духом.
Нажала звонок. Тишина. Ещё раз. За дверью зашаркали шаги.
— Кто там? — голос сына, хриплый, будто сквозь сон.
— Дима, это я.
Пауза. Щелчок замков, дверь приоткрылась. Дмитрий стоял в мятых трениках и футболке, небритый, с запавшими глазами.
— Мам? Ты как здесь?
— Сынок! — Она шагнула вперёд, но он отпрянул.
— Заходи, — буркнул и повёл в комнату.
Квартира была в хаосе. На столе — грязная посуда, пустые бутылки из-под пива, переполненная пепельница. Дмитрий не курил — значит, были гости. На диване — смятое одеяло.
— Что случилось? Три дня молчишь — я с ума схожу…
Дмитрий плюхнулся в кресло, провёл ладонью по лицу.
— Мам, сейчас не лучшее время.
— Какое ещё «не время»? Ты заболел? — Она потянулась ко лбу, но он отвёл руку.
— Не болею. Просто… — Он замолчал, уставившись в стену.
— Что «просто»? Дима, ты меня пугаешь!
Сын молчал, потом выдавил:
— Уволили.
— Как уволили? За что?
— Разбил фуру. По моей вине. Теперь ещё и возмещать ущерб.
Валентина Петровна опустилась на диван. Теперь всё встало на места — и молчание, и бардак, и этот потухший взгляд.
— Сынок, почему сразу не сказал? Думаешь, я бы ругаться стала?
— А что говорить? Всё просрал. Работу, репутацию… Квартира в ипотеке, платить нечем. — Голос дрогнул.
Она подошла, села рядом, взяла его руку. В этот раз он не отдернулся.
— Дима, разве это конец света? Работу найдёшь. Главное — жив, здоров.
— Мам, ты не понимаешь. Мне тридцать пять, а я как сопляк — ни семьи, ни гроша за душой. Один долг.
— Зато есть мать, которая тебя любит. И руки у тебя золотые — всегда прокормишь себя.
Дмитрий горько усмехнулся:
— Золотые… Если б были золотые, фуВалентина Петровна крепко сжала его руку и прошептала: “Всё наладится, сынок, я помогу тебе встать на ноги”, и впервые за эти дни Дмитрий почувствовал, как сквозь трещины в его мире пробивается слабый лучик надежды.
