**Дневник Алексея Петровича**
Мать, тёща и я на грани.
— Ты уверена, что свёкла не навредит ребёнку? — спросила тёща, помешивая борщ.
— Мам, это уже третий день подряд один и тот же борщ, — вздохнул я. — Можно я просто доем и пойду?
— Он лечебный! — тёща ткнула ложкой в кастрюлю. — А твоя мать солит, как на пороховом складе! Такой борщ — яд для малыша!
— Простите, я троих вырастила, — спокойно ответила Анна Семёновна, мать Ольги, доставая из холодильника кастрюлю. — Все живы-здоровы. А мой борщ — с фасолью. Белок!
— Фасоль — тяжёлая пища! Мы не в колхозе!
— А мы и не в больнице! — огрызнулась Анна Семёновна.
Ольга сидела на табуретке, обнимая живот. Седьмой месяц беременности, и если раньше она боялась токсикоза, то теперь — сумасшествия между двумя женщинами, каждая из которых знала, «как лучше».
Тёща переехала сразу после новости о беременности: «Внук! Первый! Вам тесно, а я помогу». Мать Ольги — через неделю: «Ты у меня одна, я всё брошу». Так в двушке поселилось три хозяйки.
— Я беременна, а не при смерти, — прошептала Ольга мне вечером.
— Потерпи. Моя уедет после родов.
— А моя?
— Может, и твоя. Или они подружатся?
Не подружились. Начали соревноваться.
Сначала — в уборке. Утром Анна Семёновна мыла полы, к обеду тёща перемывала: «Сквозняк, пыль, микробы!». Потом — в покупках. Ползунков оказалось три комплекта — на 56, 62 и 74 размер. Все голубые. Хотя пол ещё не знали.
Но главной битвой стало кресло-качалка.
— Я его выбрала! — заявила тёща.
— А я купила! — парировала Анна Семёновна.
— Я первая предложила!
— А я первая занесла!
— Оно будет в моей комнате, — объявила тёща.
— С чего вдруг?! — вспыхнула мать. — Ольга будет кормить в кресле. Пусть стоит у неё.
— Я планировала в нём спать с ребёнком, — тихо сказала Ольга.
— Тебе отдых нужен! Пусть малыш со мной! — воскликнула тёща.
— Или со мной! — не уступала Анна Семёновна.
— А я где?! — не выдержал я. — Я же отец!
— На кухне. Диван раскладной, — хором ответили они.
Наутро кресло исчезло. Ни у Ольги, ни у тёщи, ни у Анны Семёновны.
— Где кресло? — спросила Ольга.
— Уехало, — бросила тёща.
— Спрятано, — прошипела мать.
Война. На кухне — не борщ, а лёд. Взгляды, как ножи. Я задерживался на работе. Ольга ела творог в ванной.
— Хватит, — сказала она вечером. — Мой ребёнок. Моя жизнь. Я не просила этих «подвигов».
— Они хотят помочь…
— Они хотят контролировать. А ты молчишь.
Ночью Ольга не спала. Утром ушла по объявлениям. Вернулась с ключами.
— Это что? — спросил я.
— Снимаем двушку. Подписала договор.
— Ольга…
— Я не от тебя. Я — к себе. Хочешь — поехали вместе. Нет — увидимся на выписке.
Молчал.
Через полчаса она вышла с чемоданом. У подъезда стояло кресло-качалка. Вязаный плед, подушка с мишками. Ольга улыбнулась. Позвонила в благотворительный фонд. Через два часа кресла не было.
Новая квартира пахла свежестью. Ольга разложила вещи, заварила чай, включила музыку. Впервые за месяцы — просто легла на диван.
Через три дня я пришёл. С рюкзаком.
— Там невыносимо. Молчат. Ужин — как поминки.
— А здесь?
— Здесь — воздух. Я понял. Ты — не только мать. Ты — человек.
Мальчик родился в августе. Без кресла, но с любовью. Бабушки приезжали по графику. С борщом — но в контейнерах.
— Мы поняли, — сказала тёща. — Кресло — не главное.
— Главное — не трясти нервы, — вздохнула Анна Семёновна.
Ольга держала сына и думала: борщей может быть много. А место в жизни — одно. И оно — её.
**Вывод**: иногда границы — лучшая забота. Даже о близких.
