**Дневник Лены**
Мама, свекровь и я — на грани.
— Ты уверена, что свёкла не повредит ребёнку? — спросила свекровь, помешивая борщ.
— Мам, она уже третий день его варит, — вздохнул Дмитрий. — Можно я просто доем и уйду на работу?
— Этот борщ лечебный! — свекровь тряхнула ложкой. — А твоя мать солит, будто из пулемёта! Вредно для малыша!
— Простите, я троих вырастила, — спокойно ответила Татьяна Сергеевна, доставая из холодильника кастрюлю. — Все здоровы. А в этом борще фасоль. Белок!
— Фасоль — тяжёлая еда! Мы не в деревне!
— А у нас не в больнице! — огрызнулась Татьяна Сергеевна.
Я сидела на табуретке, обнимая живот и мечтая о тишине. Беременность — седьмой месяц. Раньше думала: главное — не мутило. Теперь знаю: главное — сохранить рассудок меж двух женщин, убеждённых, что знают, «как лучше».
Свекровь переехала сразу, как узнала о внуке. «Помогать буду!» Через неделю примчалась мама: «Ты у меня одна!» Так в двушке поселились три хозяйки.
— Я беременна, а не больна, — шепнула я Диме вечером.
— Потерпи. После родов мама уедет.
— А моя?
— А твоя… может, тоже. Или подружатся?
Не подружились. Стали соревноваться.
Сначала — в уборке. Мама мыла полы, свекровь перемывала — «сквозняк, пыль, микробы». Потом — в покупках. Бодиков оказалось три — на 56, 62, 74. Все розовые. Хотя пол не знали.
Но главной битвой стало кресло-качалка.
— Я его выбрала! — заявила свекровь.
— А я купила! — парировала Татьяна Сергеевна.
— Оно в моей комнате!
— Нет, у Лены! Она там кормить будет!
— Я… хотела в нём спать с малышом, — пробормотала я.
— Со мной пусть спит! — хором крикнули обе.
— А я где? — взорвался Дима.
— На кухне. Диван есть.
Наутро кресло исчезло.
— Где оно? — спросила я.
— Переехало, — буркнула свекровь.
— Спрятано, — прошипела мама.
Война. На кухне — лёд. Дима задерживался. Я ела творог в ванной.
— Хватит, — сказала ему. — Это мой ребёнок. Моя жизнь. Я не просила «подвигов».
— Они же помогают…
— Контролируют. А ты молчишь. Я — нет.
Ночью не спала. Утром пошла по объявлениям. Вернулась с ключами.
— Это что? — спросил Дима.
— Снимаю квартиру. Двушку. Если хочешь — поехали. Нет — увидимся на выписке.
Он молчал.
Я вышла с чемоданом. У подъезда стояло кресло. С пледом, подушкой с мишками. Улыбнулась. Позвонила в благотворительный фонд. Через два часа кресла не стало.
Новая квартира пахла свежестью. Разложила вещи, заварила чай. Включила музыку. Впервые за месяцы — просто лежала.
Через три дня пришёл Дима. С рюкзаком.
— Там невыносимо.
— А здесь?
— Здесь — дышится. Я понял. Ты — не только мать. Ты — человек.
Сын родился в августе. Без кресла, но с любовью. Бабушки приезжали по графику. С борщом — в контейнерах.
— Мы поняли, — сказала свекровь.
— Главное — не качать нервы, — вздохнула мама.
Я держала сына и думала: борщей может быть много. А место в жизни — одно. И оно — моё.
Прошло три года. Артём — крепкий, капризный. Был день, когда бабушки случайно встретились в парке. Он упал, разбил коленку.
— Ай! Кровь! — заревел.
— Не кровь, сок из коленки! — хором сказали они и рассмеялись.
С тех пор звали друг друга по имени. Пекли вместе. Вязали. Даже гуляли с Артёмом, если мы хотели в кино.
В день трёхлетия он подарил им рисунок: дом, он в окне, а под окном — обе бабушки. Вместе.
Я плакала. Они тоже. Дима прошептал:
— Ты победила. Войну.
— Нет. Мы все. Потому что выбрали быть семьёй, а не фронтом.
Теперь кресло-качалка стоит в углу. Синее. Подарок от бабушек. В нём никто не спорит. В нём качаются. Читают. Слушают, как дышит любовь.