«Мужу тридцать, а он всё под маминой пятой… И это губит наш брак»
Когда мы с Дмитрием обручились, собственного угла у нас не имелось, да и на съёмное жильё средств не хватало. Его семья — люди состоятельные, владеющие трёхкомнатной квартирой в Нижнем Новгороде — предложили временно поселиться вместе. Тогда решение выглядело практичным: свекровь Людмила Викторовна казалась рассудительной, да и с тестем Владимиром Сергеевичем взаимопонимание было.
Всё перевернулось с рождением дочери. Не вдруг — исподволь. Тихо, коварно, будто ржавчина разъедала фундамент. Теперь ясно: совместная жизнь с родителями супруга — не поддержка, а гиря на ногах. Особенно если твой муж — их «солнышко», тридцатилетний «малыш», не способный чаю налить без маминых указаний.
Дмитрий — травматолог. Трудится сутками, ночные дежурства, экстренные вызовы. Я ценю его труд. Но что сводит с ума — холодность к нашей Алисе. Он словно сторонний наблюдатель. Даже в выходные отстраняется, будто ребёнок — чужой. Проще засесть с телефоном в кабинете или «срочно» сбегать в гараж, чем подержать дочь, сменить подгузник, услышать её смех.
Когда прошу помочь с бытом — купить хлеба, присмотреть за малышкой, пока душ приму, — он оборачивается к матери:
— Ма, помоги, а?
И она, словно солдат по тревоге, бросается выполнять:
— Конечно, Димочка, ты ведь измотался…
Он измотан. А я, выходит, железная. Хотя встаю ночью к кроватке, кормлю, глажу бельё, таскаю коляску по этажам, готовлю, мою полы. А он… Он даже не слышит её всхликиваний. Потому что спит отдельно. Потому что «ему мешают звуки». И когда сквозь сон рычит:
— Уйми её наконец! — внутри всё обрывается.
Молчу. Потому что ребёнок рядом. Потому что силы спорить иссякли.
Но страшнее равнодушия — оправдания свекрови. Для неё он — полубог: идеальный кормилец, примерный семьянин. «Он же пашет как вол! Ты должна его жалеть!» А обо мне — ни полслова. Словно я приложение к их роду — инкубатор да нянька.
Пыталась достучаться, втолковать:
— Людмила Викторовна, вы растите его беспомощным. Не бросайтесь на каждый зов — научится ответственности.
— Да что ты мелешь! — вспыхивает она. — Золотой у тебя муж! Сама не ценишь!
Смотрю на неё — не узнаю. Где та мудрая женщина, которой восхищалась? Вижу лишь мать-наседку, душащую сына опекой, не дающую ему вырасти.
А ему меняться и невдомёк. Зачем? Уютно: мама решит, жена смирится.
Уверена: будь мы с первых дней одни — всё сложилось иначе. Пусть в тесноте, без помощников, зато честно. Делили бы заботы, учились слышать друг друга. Он понял бы: семья — не только зарплата, но и объятия перед сном. А сейчас… Сейчас он искренне не видит проблемы.
Чувствую себя чужой в их крепости. Как приходящая прислуга. А они — единое целое: мать, сын, внучка-кукла. Я — тень, растворяющаяся в их мире.
Сил нет. Не могу смотреть, как он шарахается от дочкиных ручонок. Как свекровь оттирает меня от материнства. Как исчезаю — ненужная, невидимая.
Выход один — бежать. Снять хоть угол, хоть комнату в общежитии. Трудно? Пусть. Зато шанс вырастить семью, где муж — соратник, а не «мамин зайчик».
Осталось сделать шаг. Сказать: «Выбирай — они или мы». Если предпочтёт их… Значит, никогда не был моим.
А я? Соберу волю. Ради Алиски. Ради жизни без масок, без лжи, без этой удушающей «заботы». Решусь. Уже скоро.
