— Твоя дочь опять орет?! — это сказала женщина, которая называет себя бабушкой.
— Почему твоя девочка опять ревет?! — бросила мне свекровь с таким презрением, будто я привела в дом чужого ребенка, а не ее родную внучку.
— У нее температура, болеет, — попробовала я объяснить, еле переводя дыхание от усталости.
— Мне наплевать! Пусть замолчит! У меня голова раскалывается! — выпалила она, даже не повернувшись в сторону детской, где моя малышка, вся в жару, хрипела, свернувшись на смятой простыне.
Я носилась по квартире, будто загнанная зверь. Ребенок стонал, тело ломало, я искала нурофен, на автомате проверяла воду в бутылочке, задергивала шторы, чтобы свет не резал глаза… Потом включила проектор звездного неба — только он хоть как-то ее успокаивал. Она затихала, глядя на мерцающие звездочки на потолке, а я в эти секунды мчалась на кухню — варить гречку, заваривать ромашку, проверять памперс. Все сразу. И все одна.
А свекровь… Сидела в кресле, развалясь, в платье под крокодиловую кожу, будто царица на троне. Ныла, что у нее «мозг взрывается», требовала тишины и обвиняла меня в том, что я «не могу унять своего ребенка».
— Слушай сюда, — прошипела она, когда я снова прошла мимо, — скоро ты вылетишь отсюда со своим хныкающим отродьем. У моего сына были девушки куда лучше. Он женился не для того, чтобы жить в сумасшедшем доме! Ему надоест ваша семья, я уверена!
И знаешь что… Да иди ты. Просто иди. Но я не сказала этого вслух. Стиснула зубы и побежала в детскую, потому что дочка снова плакала — от жара, от боли, от того, что никто, кроме меня, не может ее обнять. Я накрыла ее одеялом, поцеловала горячий лобик, прижала к себе.
А потом снова на кухню. И снова сквозь ее гадкие слова:
— Хорошие матери воспитывают детей, которые не орут!
— Твоя девчонка просто избалована!
— Такие, как ты, — позор для семьи!
— Моему сыну нужна нормальная жена, а не это…
А где был мой муж? Вечно на работе. Не замечает, как его мать отравляет мне жизнь. Говорит: «Не обращай внимания, она в возрасте». А то, что я валюсь с ног, что руки дрожат, что ребенок болеет, а я одна в этом аду — ему будто все равно.
Не знаю, что будет завтра. Не знаю, сколько еще выдержу в этом доме, где нас с дочкой ненавидят. Но знаю одно — больше не позволю никому унижать моего ребенка. Готова уйти. Готова бороться. Я уже не просто жена и сноха. Я — мать. А значит, я сильнее, чем они думают.
