**15 октября**
Только сел в машину после работы, размышляя о предстоящем ужине, как зазвонил неизвестный номер. Вздохнул, взял трубку.
— Алло. Кто говорит?
— Это я… Привет, — тихий женский голос, словно из другого времени.
— Кто — «я»? — нахмурился я. — Назовитесь!
Пауза. Потом шёпот:
— Это я… твоя мать.
Всё внутри сжалось. Руки вцепились в руль, сердце застучало, как молот.
— Что за бред? Моя мать умерла двадцать девять лет назад!
— Нет… Я — Людмила… Я тебя родила. Андрей, это правда я…
Бросил трубку. В ушах звенело. Будто провалился в тот старый подвал, где когда-то прятался от её криков.
Через пять минут — снова звонок. Тот же номер.
— Я не хочу вас слушать, — прошипел. — У меня нет матери. Та, что родила, сбежала, когда мне было девять. С тех пор я — сирота.
— Дай мне пять минут… Умоляю…
— Зачем? Чтобы выслушать новые сказки?
— Просто встреться… Один раз. Объясню всё.
Не хотел. Но знал — не отстанет. Найдёт адрес, притащится под дверь, напугает жену, детей.
Встретились в парке на окраине Воронежа.
Людмила Семёновна сидела на лавочке, сгорбленная, с дрожащими руками, но в глазах — упрямый огонёк былой красоты.
— Здравствуй, Андрюша…
— Андрей, — отрезал я.
Она подняла на меня взгляд — испуганный, жалкий.
— Я виновата… Но у меня не было выбора…
Молчал. Перед глазами — разбитые тарелки, пьяные голоса, её уходы на целые ночи.
— Бросила меня у тётки Гали. Сказала: «Вернусь через месяц». А сама смоталась в Италию с каким-то торгашом.
— Я думала, он нам поможет… Но он тебя не захотел. А я…
— Выбрала его. А не меня.
Она всхлипнула.
— Мне не к кому идти… Муж помер, его дети выгнали. Крыши нет. Денег — хошь шаром покати. Одна, как пёс…
— Тебе себя жалко? — спросил я, глядя поверх её головы. — А мне в девять лет кто жалость выказывал?
— Прости… Не знала, как подступиться. Всё ждала, что ты сам найдёшь…
— Ни письма. Ни звонка. Ни копейки.
Тишина. Потом шёпот:
— А ты вырос хорошим…
— Вырос — вопреки тебе. Благодаря тётке Гале. Жене. Друзьям. Тем, кого ты терпеть не могла.
Она потянулась ко мне, но я отшатнулся.
— Не осуждаю. Но ты для меня — пустота. Даже не воспоминание.
— Я больна… — прошептала она.
— Тогда иди к священнику. Не ко мне.
Развернулся, ушёл.
И впервые за долгие годы грудь не сжимало. Будто старый нарыв лопнул.
**Вывод:** Иногда прощение — это не слова, а тишина, в которой больше нет боли.
