**Дневниковая запись**
“Хоть здесь нормально поем, а не твою буркву!” — прошипел мужчина у шведского стола. Но мой ответ в его тарелке заставил его побле́днеть.
Те, кто давно в браке, знают: мужчины бывают двух типов. Одни едят всё, что приготовишь, и ещё спасибо скажут. А другие — как мой Виктор. Для него любое моё блюдо — повод для критики.
Все тридцать лет нашей совместной жизни я слышала только одно: “Опять пересолила суп”, “Картошка сыровата”, “А вот у моей мамы котлеты были пышные, не то что твои подошвы”. Ну просто клад, а не характер!
Честно говоря, я уже начала думать, что у меня руки ро́дом не оттуда. Я же старалась, девчата, как угорелая! Покупала кулинарные книги, смотрела передачи про еду.
Готовила ему и жульены в кокотницах, и утку с яблоками на Новый год, и борщ по три часа варила. А в ответ — вечно кислая мина и сравнения с его покойной матерью.
В последние годы добавилась ещё одна проблема. Из-за лишнего веса у Виктора начались серьёзные проблемы со здоровьем: давление скачет, холестерин зашкаливает.
Врач, старый и строгий, сказал ему прямо: “Виктор Сергеевич, ещё один такой приступ — и вы можете не подняться. Ни жареного, ни жирного, ни солёного. Диета — иначе никак”. А кто, как вы думаете, следил за этой диетой? Правильно — я.
Готовила ему всё на пару, тушила без масла, солила прямо в тарелке. А в ответ — бурчание, мол, мори́шь голодом и кормишь “травой”. Ну надо же такое терпение иметь!
Когда мы собрались в отпуск, в отель с системой “всё включено”, я, не скрывая, вздрогнула от облегчения. Думала, наконец отдохну — и от плиты, и от критики. Пусть ест что хочет, сам убедится, что ресторанная еда — не всегда лучше домашней. Как же я ошибалась…
С первого же дня отдых превратился в гастрономический ад. Увидев шведский стол, Виктор потерял голову. Он ходил между блюдами, как голодный волк.
Его тарелка каждый раз выглядела как архитектурный шедевр — снизу жирный плов, сверху шашлык, сбоку салаты с майонезом, а на вершине — ещё и кусок пиццы.
Я осторожно напоминала:
— Виктор, врач же говорил… давление… помнишь, как тебе плохо было в прошлом месяце?
А он только отмахивался:
— Не гунди, баба́! Я в отпуске! Заплатил деньги — ем что хочу! От твоих диетических помоев хочется отдохнуть!
И вот сидит он напротив, чавкает так, что весь зал слышит, уплетает всё подряд, а я тихонько ковыряю лист салата, чувствуя себя сиделницей при живом муже. И смешно, и грустно.
Так прошли дни. Он ел, я молчала. Он хвалил поваров, я молчала. Рассказывал сыну по телефону, как “отыгрывается за все годы”, а я только зубы сжимала. Но однажды терпение лопнуло.
Мы ужинали. Я взяла немного овощей и курятины. А Виктор, как всегда, приволок гору еды, от одного вида которой меня затошнило.
Смакуя жирную баранину, он закатил глаза от удовольствия и, не прожевав, сказал:
— Вот это я понимаю — еда! Сочная, пряная, настоящая! Хоть здесь нормально поем, а не твою пресную буркву!
Девчата, я в тот момент чуть вилку не уронила. Тридцать лет у плиты, забота, диеты — а в ответ “бурква”!
Вся обида за эти годы всплыла, как волна. Я еле дышала… “Ах так? — подумала я. — Хочешь “нормальной” еды? Будет тебе еда! Такая, что запомнишь на всю жизнь!”
На следующий вечер я шла на ужин с улыбкой, как хищница на охоту. Виктор, ничего не подозревая, уже накладывал еду. Я подошла и ласково сказала:
— Витенька, садись, отдыхай. Сегодня я сама о тебе позабочусь. Ты ведь мой любимый муж, надо тебя баловать.
Он удивлённо глянул, но покорно пошёл к столу. А я взяла самую большую тарелку. Началось представление.
Я положила на неё три самых жирных, зажаренных до хруста ребра. Добавила гору картошки фри, салаты с майонезом, острою морковь, куриные крылышки и сосиски в тесте. А сверху щедро полила всё кетчупом, сырным соусом и горьчицей.
Повар смотрел на меня, как на сумасшедшую. Наверное, думал, что я собираюсь накормить целое племя.
А я, словно мать Тереза, торжественно понесла это “жирное чудо” к нашему столу и поставила перед Виктором.
— Кушай, любимый, не стесняйся! Всё самое вкусное — для тебя. Хотел нормальной еды? Вот она! Приятного аппетита, дорогой!
Я сказала это громко, чтобы все услышали. Люди обернулись. Кто-то засмеялся, женщина рядом кивнула мне с сочувствием. Виктор менялся на глазах: сначала побледнел, потом покраснел. В моих глазах он увидел не заботу, а лёд. И понял — это не ласка, это приговор.
— Ты… ты что делаешь? — прошептал он.
— А что такое, любимый? Не по вкусу? — ответила я сладко. — Это же “нормальная еда”, ты сам говорил. Кушай, я старалась.
Он сидел, будто громом поражённый. Скандал не устроишь — я же “заботилась” о нём при всех. Съесть — самоубийство. Он попал в ловушку.
Минут пять он молчал, а потом тихонько отодвинул тарелку. Остаток отпуска он ел только куричную грудку и овощи. И смотрел на меня со страхом.
Друзья, как вам история? Если зацепило, пишите в комменты — были ли у вас подобные ситуации?
**Вывод**: иногда самый громкий ответ — без слов.