Лёня метался по тесной кухне, как медведь в берлоге. Он нервно потирал ладони, переставлял чашки, поправлял сахарницу — искал хоть какую-то опору в этом ненавистном быту. В голове звучал монолог: «Нужно поговорить. Поставить точку. Хватит. Терпеть больше нет сил».
Таня, конечно, заплачет. Будет умолять остаться, расскажет, как устала, как старалась. Пообещает, что всё ещё можно исправить. Но он-то знает правду: всё кончено. Они давно не пара, а просто соседи, которых связывает ипотека и общий холодильник. Нет ни любви, ни уважения — даже злости не осталось. Пустота.
Звякнул ключ в замке. Лёня напрягся, будто перед прыжком в ледяную воду.
Таня вошла в квартиру, опустилась на табуретку. Первым делом скинула туфли — эти проклятые новые туфли. День выдался адским: работа продавцом в торговом центре выжала из неё все соки. Весна разбудила в людях жажду перемен: кто-то искал любовь, кто-то — новую одежду.
— Привет. Устала? — осторожно спросил Лёня.
— Как лошадь. Ни минуты не села, — выдохнула она, не глядя.
— Понятно. Ужин скоро?
Таня кивнула и направилась на кухню. Через двадцать минут плита уже гудела, сковородки шипели, а воздух наполнился ароматами, в которых Лёня давно не находил утешения.
Он стоял в дверях, собираясь с духом. Глубоко вдохнул.
— Тань… — начал он, — нам нужно поговорить.
Жена повернулась, не выпуская из рук тёрку с морковью. Без удивления, без страха.
— Давай разойдёмся, — выпалил он. — Я больше не могу. Мы чужие. Ты загубила мои мечты. Я артист, а ты — быт. Требуешь денег, не даёшь расти, подрезаешь крылья. Хватит.
Это было экспромтом, но звучало, как ему казалось, драматично. Почти как в театре.
Таня продолжила тереть морковь, затем резко швырнула её в раковину, сняла фартук, выключила плиту и развернулась.
— Давай! — спокойно сказала она. — К чёрту этот быт.
Он остолбенел. Такого сценария он не ожидал. Где слёзы? Где крики?
Пока он переваривал её слова, Таня налила себе кофе, достала сыр и печенье, села за стол.
— Тань… ты в шоке. Но ты же тоже это чувствовала, да? Готовишь без души, будто механически…
— Ну да. Без души, — повторила она и отхлебнула кофе.
Разговор шёл не по плану. Он терял мысль.
— Надо решить, что с квартирой, — неуверенно начал он. — И с остальным…
— Думала, ты так задыхался в быту, что сбежишь без оглядки. Ан нет — ипотека волнует, — усмехнулась она. — Ладно. Оставь квартиру мне. Но тогда верни половину выплаченного. Я перееду к отцу, он один, старый уже.
— Какая ты расчётливая, — вздохнул Лёня. Он мечтал о славе, ходил на кастинги, подрабатывая охранником. Всё, что зарабатывал, отдавал ей, даже не вникая. А теперь — цифры, проценты, бумаги.
Он хотел свободы. А получил бухгалтерию.
— Таня, забирай всё. Отдашь, когда сможешь. Я же не монстр, — пафосно добавил он, будто дарил ей не квартиру, а дворец.
— Спасибо. Кстати, у тебя кто-то есть? — спросила она безразлично.
— Это неважно, — многозначительно пробормотал он. Пусть думает, что он востребован.
Он ушёл с лёгкостью. Свобода. Творческая жизнь без сковородок и упрёков.
Прошло полгода.
Лёня стоял у знакомой двери и топтался. Всё пошло не так. Жизнь с матерью оказалась кошмаром. Она пилила его за развод, за неудачи в карьере, выгоняла, когда он приводил девушек. Даже официантка сбежала, не выдержав её слов.
Мать оказалась хуже Тани. В разы хуже.
Последней каплей стало её требование съехать. Он был уверен — у неё появился кто-то. Они поругались. Она назвала его неудачником и велела найти работу, а не витать в облаках.
И тут позвонила Таня. Предложила решить вопрос с квартирой и наконец развестись. Вот он и здесь.
Он подготовился: прорепетировал скорбный взгляд, слова раскаяния, даже слезу.
Нажал звонок.
— Привет. Заходи, — открыла Таня. Она выглядела… прекрасно. Или он просто забыл, как она выглядит.
Он зашёл на кухню, как хозяин, и застыл.
У плиты стоял полуголый мужчина в трениках и жарил котлеты. На столе лежала стопка денег.
— Ты кто? — осипшим голосом спросил Лёня.
— Витя, — бросил тот, даже не повернувшись.
— Тань… можно поговорить? — жалобно выдавил Лёня.
В комнате он прошипел:
— Это кто? Что он тут делает?
— Ужин готовит, — спокойно ответила она.
— А я?
— А ты ушёл.
Молчание. Тяжёлое, как приговор.
— А если я… вернусь?
— Куда? Место занято. Вите не мешает моя «приземлённость». Ему важны дом, семья, дача. Мы поженимся, как только разведёмся.
— А ты?
— И я.
— А я?! — взвыл он. — Чем он лучше?
— Тем, что ты кормил меня обещаниями. А он — ужином.
**Мораль:** Мечты — это хорошо, но твёрдая почва под ногами нужна каждому. Иначе однажды окажешься у чужих дверей с пустыми руками.
