А ты мне нравился…
Светлана вышла из офиса и подошла к своей «Ладе» на стоянке. Капот и стекла припорошило первым снежком, как сахарной пудрой. Втиснувшись в холодный салон, она тут же включила печку, потом резко дернула дворники — снежная пыль осыпалась хрустальной крошкой.
Дорога петляла, как змея в предновогоднем аду. Машины ползли, фыркая выхлопами, светофоры моргали, будто уставшие глаза. Возле «Галереи» она резко свернула — авось переждет пробку, заодно купит подарки. Но парковка была забита плотнее сельди в бочке.
В зеркале вспыхнули фары — огромный «Уаз» пятился, освобождая ей место.
Внутри торгового центра стоял густой шум, как на вокзале в час пик. Светлана расстегнула дубленку, распустила пуховый платок. От мельтешения людей, мигающих гирлянд и блестящих шаров зарябило в глазах. Она набрала в корзину:
— Хрустальные шары (пара штук, на удачу).
— Оловянных оленей (пусть бегают по ёлке).
— Полотенца с Дедом Морозом (коллегам хватит).
— Бокалы с позолотой (для тех, кто «ну очень»).
«Разберусь дома», — подумала она, вставая в очередь. Народу — как на распродаже в СССР.
— Светлана!
Она шла дальше, не оборачиваясь.
— Морозова!
Только девичья фамилия заставила её оглянуться.
— Привет, — раздалось прямо над ухом.
Мужчина. Борода. Шапка-«будёновка» по самые брови. Одного зуба не хватает. Одежда висит, будто на вешалке.
— Не узнаёшь? — Он заржал. — А я тебя сразу.
Голос… что-то знакомое.
— Мы в одной школе сидели.
— Борис?! — у неё перехватило дыхание.
— Самый. — Улыбнулся дырой. — Что, изменился?
— Да уж… — Она опустила глаза. — Как так…
— Долгая песня. Может, в «Пельмешную» сходим?
Кафе было забито, как электричка в час пик. Нашли столик в углу — темно, как в подворотне.
— Чаю с лимоном, — сказала Светлана.
Борис заказал борщ, котлету с пюре и три куска хлеба. Ел, как будто в последний раз.
Когда официант принёс счёт, она потянулась за картой.
— Не надо, — Борис швырнул на поднос две сотни. — Я не нищий.
Рассказал всё: жена (Катька, одноклассница), бизнес (прогорел), долги (продали дачуОна так и не узнала, куда пропал Борис — может, спился, может, повесился, а может, просто растворился в сером городском тумане, как тысячи других.
