В дверь постучали. Я открыл и увидел перед собой мальчишку лет шести, который тут же заявил: «Ты мой папа!» Я рассмеялся — но он достал письмо от матери. Там было моё имя. Мой адрес. Моё прошлое ворвалось в настоящее. И я не знал, что делать.
Утро началось как обычно. Тишина. Спокойствие. Именно так я любил. Мне не нужен будильник. Никаких начальников, офисов, спешки.
Я работал удалённо, и мой мир был невелик. Никаких навязанных разговоров, пустой болтовни. Только я, ноутбук и кофе. Чёрный, без сахара и молока.
В тот день я устроился у окна на скрипучем деревянном стуле. Жизнь должна была идти своим чередом. Просто. Тихо. Но тишина в нашем дворе никогда не длилась долго.
Внезапно в окно что-то громко стукнуло, и я вздрогнул, пролив кофе на руку.
«Ну вот, чёрт возьми!» — пробормотал я, потирая обожжённую кожу.
Мне даже не нужно было смотреть — я знал, что это соседские сорванцы опять за своё. Эти дети не уважали чужую собственность.
Я поднялся со стунанием и направился к двери.
Распахнув её, я увидел привычную картину: футбольный мяч на траве и ребятишек, замерших у забора и перешёптывающихся.
«Сколько раз вам повторять? — наклонился я, подбирая мяч. — Это не мой двор! Играйте на своей стороне!»
Я швырнул мяч обратно. Дети рассмеялись и разбежались, как испуганные голуби. С тяжёлым вздохом я повернулся, чтобы войти в дом, но замер на месте.
На краю крыльца стоял мальчик.
Рыжий, не из местных. На нём был слишком большой дождевик, который его буквально поглощал. Ботинки потрёпанные, рюкзак видавший виды.
«Ты здесь не живёшь», — сказал я.
Мальчик невозмутимо посмотрел на меня.
«Нет».
«И что ты тут делаешь?»
Он глубоко вдохнул, будто собирался сообщить нечто важное. И затем…
«Потому что ты мой папа».
Я моргнул, решив, что ослышался.
«Что?»
«Ты мой папа», — повторил он, словно это было самой обычной вещью на свете.
Я уставился на него, ожидая подвоха. Ждал, что выскочит съёмочная группа с криком: «Попался!»
Но ничего. Просто шестилетний мальчик, стоящий на крыльце и смотрящий на меня.
«Ладно. Либо мне нужно больше кофе, либо это сон».
«Это не сон», — сказал он.
Я усмехнулся. «Ну, тогда, паренёк, ты ошибся адресом».
Он покачал головой. «Нет. Не ошибся».
Я огляделся. Улица была пуста. Никакой обезумевшей матери, ищущей ребёнка. Никакого соцработника.
Только я, нежданный гость и куча вопросов.
«Слушай, как тебя зовут?»
«Артём».
«Артём». Я медленно кивнул. «Ладно. А мама твоя знает, где ты?»
Молчание. Его взгляд заставил моё обычное раздражение поутихнуть.
«Хорошо, давай разберёмся. Потому что я не понимаю, что происходит».
Артём кивнул, будто у него уйма времени. Будто знал, что я не захлопну перед ним дверь. И это бесило меня больше всего.
***
Через несколько минут мы сидели на кухне. Артём тихо оглядывался, а я читал вырванную страницу из дневника его матери — ту, что он принёс в рюкзаке.
Я перечитывал письмо снова и снова, хотя слова уже въелись в память. Глаза начали наполняться слезами.
Это была страница из дневника. Её почерк.
«Артём, сынок, если что-то случится со мной, он — единственный, кто останется. Твой отец».
Моё имя. Мой адрес. Грудь сжало.
«Это шутка, да?» — выдохнул я, бросая листок на стол.
Мальчик стоял и смотрел на меня.
«Ты и мама не виделись шесть лет, да?»
«Да, но…»
«А мне завтра исполняется шесть», — добавил он с лёгкой улыбкой.
Чёрт.
«Ты не можешь остаться».
«Сейчас на улице дождь».
Я взглянул в окно. Лил как из ведра.
«Ладно. Одна ночь. Завтра разберёмся».
Я взял коробку хлопьев, насыпал в миску и сунул ему.
«Ешь».
Артём не двигался. Он смотрел то на миску, то на меня.
«Что?»
«Мама всегда наливает молоко».
Я резко вздохнул, достал пакет молока, открыл и поставил перед ним.
«Вот. Доволен?»
«Спасибо, пап».
«Не называй меня так. Мы даже не знаем…»
«Хорошо, пап… то есть дядя…»
Я сжал зубы и налил себе хлопьев. Только взял ложку, как он опять уставился.
«Что ещё?»
«Ты не помыл руки».
«Послушай, — я отложил ложку, — ты пришёл сюда не читать мне нравоучения».
«Просто мама говорила…»
«Если твоя мама была такой идеальной, можешь вернуться к ней завтра!»
Он замолчал. Потом прошептал:
«Мамы больше нет».
Я перестал жевать. Ложка в руке вдруг стала тяжёлой.
«Я сбежал, чтобы найти тебя», — признался Артём, глядя в пол.
Я посмотрел на него — по-настоящему посмотрел.
«Ешь. Потом спать. Утром разберёмся».
Он покорно кивнул и начал есть. Пока мы молча сидели, он рассеянно водил ложкой по хлопьям.
«Я копил на космическую станцию “Лего”», — вдруг сказал он.
«Что?»
«Копил месяцами. Но потратил всё на билеты и еду, чтобы найти тебя».
Он сказал это так просто, будто это было нормально. Будто шестилетнему ребёнку — обычное дело путешествовать одному через весь город. Я не знал, что ответить.
Он доел хлопья и молча пошёл в ванную. Я ждал беспорядка, но мальчик сам справился — помыл руки, почистил зубы, даже причесался, достав из рюкзака аккуратно упа
