31 марта, среда
Сегодня опять оказался в тупике. Я пришёл домой после длинного дня в офисе в центре Москвы, только хотел отдохнуть, поужинать с мужем Игорем и немного поговорить с женой Надеждой. Вместо этого меня ждала её маленькая племянница Сашка, которая, как всегда, требовала внимания. Надя, словно в панике, спрашивала: «Для кого она вообще рожала? Для себя или для нас?». Я попытался успокоить её, но в ответ услышал: «Я должна подстричь ногти, а в салон с ребёнком идти нельзя».
Игорь нервно расстегнул пиджак, бросил его на стул и сказал, что лучше переодеться в домашнюю одежду, чтобы не испачкаться детским пюре, если придётся кормить Сашку. Я понимаю её раздражение, но без маникюра она не способна к нормальной работе. Почему наша семья превращается в детский сад? Мы уже говорили об этом с мамой Олей, но ей тоже не хватает сил каждый день готовить макароны и подчищать за всеми.
Игорь попытался смягчить ситуацию, сказав, что жена ему не враг, просто иногда оказывается безотказна. Надя, как всегда, делала вид, будто полностью погрузилась в готовку, но в душе знала, что муж прав. Она не хотела быть второй мамой для племянника, но и с семьёй ссориться было страшно.
Всё начало с простого: «Надя, я простудилась, а Сашку держу на руках. Нужно в аптеку, а ребёнка одного не оставить». Я помогала ей, не раздумывая, потому что сестра болела. Потом помогать стало привычкой: Олеся звонила, когда нужен был телефон из ремонта, когда закончились продукты, когда пришла посылка в пункт выдачи. Я, работая удалённо с гибким графиком, могла успеть всё, но дорога в дом Олеся, пятнадцать минут в одну сторону, плюс очередь и мелочи отнимали минимум час.
Сейчас я работаю в основном вечерами и иногда ночью, когда в квартире тихо. Игорь, конечно, недоволен, и я сама тоже. Я попыталась поговорить с сестрой Олей: «Олеся, а как у вас с Пашей? Он совсем не помогает?». Олеся ответила, что Паша работает, приезжает уставшим, но иногда сидит с ребёнком, пока я в душе. Я же берегу своего мужа, а чужих проблем не беру на себя.
«А маму его? Она живёт рядом», спросила Олеся. Я лишь закатила глаза: «Не хочу никаких дел с этой жабой, её советы только вызывают головную боль». Оксана тоже имеет малыша похожего возраста, и мы могли бы координировать уход, но Олеся призналась, что ей неудобно напрягать чужих людей. Я лишь вздохнула: «А своих напрягать удобно».
В тот же день Олеся позвонила и сообщила, что записалась в салон. Тон её голоса уже был приказным: «Надя, приди к нам, посиди с ребёнком час». Это меня взбесило зачем менять свои планы ради её маникюра? Я ответила: «Нет, Олеся, я сегодня не смогу». Она спросила: «В смысле не сможешь?», а я сказала, что у меня тоже есть жизнь.
Олеся начала жаловаться, что без меня никого нет, и просила меня подменить её. Я сказала, что не девочкапобегушка и не мамочка, а сама разберусь. Сестра обиделась, сказав, что мне легко говорить, ведь у меня нет детей. Я поняла, что отказ, который для меня стал подвигом, всё же оказался болезненным.
Олеся позвала мать. Мать, в свою очередь, попросила меня помочь, когда Олеся записалась в салон. Я уже устала слышать, как меня называют «молодой», «бездетной», «всё равно сидишь дома». В тот день я просто не стала помогать, и вместо этого меня и Олею замкнули в молчаливую паузу: неделя без разговоров, будто меня не существует. Другие могли бы отреагировать спокойно, но я не могла найти своё место и размышляла, как помириться с семьёй.
Через неделю Олеся снова позвонила: «Надя, посиди с ребёнком, пока я делаю маникюр». Я согласилась, хотя ненавидела себя за это, выбирая между изгнанием из семьи и терпением. Игорь, услышав, сказал: «Надя, будь осторожнее, иначе она никогда не отойдёт». Я кивнула, но уже ночью размышляла, как отказать без ущерба.
Утром телефон зазвонил: «Надя, я уже не могу, малыш с температурой, орёт с утра, а я бегаю как белка в колесе! Приходи, хоть вчетвером справимся». Я ответила, что работаю, и у нас строгий контроль: даже обед нельзя пропускать. Тишина в трубке, и я поняла, что Олеся ищет уязвимое место.
Я написала Паше, спросив номер свекрови. Паша не отказал, и свекровь согласилась зайти к Оле. Когда она пришла, мне пришло чувство небольшого, но своего триумфа. Олеся написала: «Ты что, совсем офонарела?! Зачем ты её на меня натравила?». Я ответила, будто ничего не случилось: «Мне нужна была помощь, я и позвала её». Олеся не ответила, но я почувствовала, что хотя бы раз я смогла поставить границу.
Сегодня я осознаю, как тяжело балансировать между долгом к семье и собственными потребностями. Я всё ещё ищу способ жить без постоянного ощущения, что меня используют, и надеюсь, что однажды смогу сказать «нет» без страха.
Записываю всё это, чтобы помнить, что я не обязана быть всем и сразу. Надеюсь, завтра будет легче.
