У Матрёны выдался редкий день без хлопот, и она вознамерилась порадовать домочадцев чем-то вкусным. Подумав, выбрала шарлотку — любимый пирог домашних. Однако, заглянув в закрома, обнаружила: муки нет. Пришлось накинуть шаль, запереть избу на щеколду и идти к лавке. Дома никого не было — муж с сыновьями уехал в соседнее село к тётке, а дочь, как знала Матрёна, оставалась в губернском городе.
Но, вернувшись с покупками, она сразу почуяла неладное: в избе кто-то был. И не просто «был» — у порога стояли дочернины башмачки. Сердце ёкнуло. Тихо поставила узел на лавку, зашла в горницу и… обомлела. На лежанке, свернувшись в клубок, рыдала её Ольга.
Сперва Матрёна опешила, но тут же оправилась. Присела рядом, провела рукой по косе. Оля, всхлипывая, поведала историю. О том, как встретила Еремея, как тот клялся в вечной верности, как они почти год не разлучались. И как в один миг всё рухнуло.
Когда Оля узнала, что ждёт дитя, сперва обрадовалась — испугалась, но обрадовалась. Решила сперва поговорить с Еремеем, а уж потом — с родителями. Но Еремей струсил. Начисто. Пропал — не брал трубку, вычеркнул её из жизни, словно и не знал вовсе.
— Матушка, — всхлипывала Оля, — только не гневись… Я не хотела таиться. Думала, всё иначе сложится…
Матрёна молчала. Но не от гнева. От боли. От обиды за кровиночку. Обняла дочь и тихо молвила:
— Ты мне ничем не обязана, слышишь? Лишь дитятко своё береги. А остальное уладим. Вместе.
Вечером, когда вернулся Тихон с сыновьями, Матрёна поведала мужу о беде. Он долго молчал. Потом взглянул на дочь, на жену — и усмехнулся:
— Ну, Матрёнушка… Знаешь, я всегда третьей дочки хотел. Не вышло — так внучка будет. А то и внук. Да и вообще — разве не радость? Пусть нежданная, пусть с горем пополам. Зато наша.
Матрёна облегчённо вздохнула. Тихон был прост, да золотом обаяния не обделён. Оля сквозь слёзы улыбнулась. В тот вечер ужинали все вместе, уже зная, что скоро в их доме прибавится.
На семейном кругу порешили: Оля возьмёт отпуск от учёбы, а после родов — вернётся. Искать Еремея Тихон запретил наотрез:
— Такой зять нам не надобен. Трусов в роду не держим.
Все согласились.
Но, как водится, в селе поднялся пересуд. Шёпотки: «Принесла в подоле», «От заезжего купца», «Сама дура». В лицо не говорили, но Матрёна чуяла — судачат.
Как-то в лавке к ней пристала местная языкоболка — Аграфена.
— Здравствуй, Матрёнушка. Слыхала, твоя Ольга непутёвая вышла? От кого дитятко-то? Или сама не ведает?
Матрёна молча сунула ей огарок свечи.
— Чтоб светлее было разглядывать, кто от кого. У моей дочери я в подоле ничего не приметила. А ты, гляди, с огнём узришь.
Бабы в очереди захихикали. Аграфена побелела и с тех пор язык прикусила.
Оля родила девочку. Нарекли её Златой. Тихон души в ней не чаял. Через два года Оля повенчалась с добрым парнем, который принял ребёнка как родного. Жили они долго, в ладу да согласии — как и положено честным людям.
Так, как должно быть в настоящей семье.
