**Дневник. 14 октября**
Вечер выдался сырым и холодным, будто сама осень решила пробраться в каждый уголок. Я, закутавшись в старый, но такой родной халат, поставила на стол тарелку с только что испечёнными пирогами. Аромат корицы и яблок разлился по кухне, перебивая сырость, тянущуюся с улицы. Семья собралась за столом — все мёрзли, все мечтали о горячем чае и домашнем уюте.
Мой сынишка, Тимур, десяти лет от роду, сел молча. Взял пирожок, но почти не ел — ковырял вилкой, будто в начинке пряталась какая-то тайна. Взгляд у него был взрослый, тяжёлый, будто за этот день он узнал то, что переворачивает мир с ног на голову.
— Тимурочка, что случилось? — спросила я, присаживаясь рядом. — Вижу, мысли где-то далеко. В школе что-то произошло?
Он отложил пирожок и выпалил:
— Сегодня к нам приходил дядя из полиции. Рассказывал про наши права. Говорил, что родители часто их нарушают.
Я приподняла бровь:
— Да ну? И что же такого он наговорил?
— Много чего, — Тимур надул щёки, как будто сейчас произнесёт приговор. — Например, вы не имеете права заставлять меня делать то, что я не хочу. И обязаны уважать мою личность. У меня есть своя личная жизнь! И я могу сам решать, когда мне гулять, когда делать уроки, а когда играть в компьютер.
— Личная жизнь? — едва сдерживая смех, переспросила я.
— Ага! — твёрдо кивнул он. — Ты вот заставляешь меня есть эту противную гречку! А дядя сказал — это психологическое давление! И ещё… ремнём грозить — это вообще уголовное дело! Меня могут забрать из семьи, если я пожалуйсь.
Я замолчала. Рука сама потянулась к краю стола, будто искала опору. Где-то глубоко внутри заныло. Вспомнился он — крохотный, прижимающийся ко мне во сне, его первый смех, слёзы, когда разбил коленку… А теперь передо мной стоял «гражданин с правами».
— А если учительница оставит тебя после уроков за плохое поведение? — тихо спросила я. — Тоже в полицию позвонишь?
— Конечно! — гордо поднял подбородок. — Это незаконное удержание. Пусть знает — нарушать права нельзя!
— А если её из-за этого уволят? Тебе не будет жалко?
Глаза Тимура на секунду дрогнули:
— Ну… может… но пусть не нарушает!
Я отвернулась к раковине, взяла тарелку и начала мыть её, будто в этом действии был какой-то смысл. А Тимур тем временем схватил листок и начал быстро выводить что-то карандашом. Через минуту он сунул мне записку.
Кривыми, но уверенными буквами было написано:
*«Счёт за услуги: уборка комнаты — 50 рублей, вынос мусора — 30, поход в магазин — 20. Итого: 100 рублей за неделю. Долг за прошлую неделю: 130»*
В груди стало холодно, будто осенний ветер проник прямо в сердце. Я взяла другой листок, рука дрожала. Сначала хотелось рассмеяться, но вдруг из глаз покатились слёзы. Написала, сложила и протянула сыну.
Он развернул бумагу и начал читать:
*«Мои услуги: бессонные ночи — бесценны. Горячий завтрак, чистые вещи, убранный дом — каждый день. Страхи, когда ты пропадал во дворе. Радость, когда сказал первое слово. Молитвы у твоей кроватки, когда болел. Сердце, которое ты занимаешь безвозмездно. Всё — просто потому, что ты мой сын»*
Он замер. Потом вдруг бросился ко мне, обнял так сильно, что захватило дух, и прошептал:
— Прости, мам… Я просто… не подумал…
Я прижала его к себе, поцеловала в макушку и прошептала:
— Права — это хорошо, сынок. Но семья — это не про счета. Это про любовь. Без условий.
Мы сидели так долго, пока за окном бушевал ветер. Но в доме было тихо и тепло. Потому что самое главное — мы снова были вместе. По-настоящему.
