— Сама виновата, что денег нет. Никто тебя замуж не тащил и детей рожать не заставлял! — вот такой «поддержкой» встретила меня мама, когда я попросила о помощи.
В двадцать лет я вышла за Дениса. Снимали крохотную однушку на окраине Твери. Оба работали: он на заводе, я в аптеке. Жили скромно, но хватало. Мечтали скопить на свою квартиру — тогда казалось, всё получится.
Потом родился Егор. Через два года — Кирилл. Я ушла в декрет, Денис стал брать сверхурочные. Но даже с его переработками денег едва хватало. Всё уходило на памперсы, смеси, врачей, коммуналку и, конечно, аренду — за неё отдавали половину зарплаты.
Смотрела на сыновей и каждое утро просыпалась с мыслью: а если Денис заболеет? А если хозяин квартиру продаст? Куда мы тогда?
Мама жила одна в двушке в центре. Бабушка — тоже. Обе — с пустующими гостями. Я не просила хоромы, думала. Хотя бы временно. Пока дети маленькие. Пока не встанем на ноги.
Предложила маме переехать к бабушке: пусть живут вместе, а мы займём её квартиру. Места хватит — нас-то всего четверо. Но мама даже слушать не стала.
— С ней жить? — фыркнула. — Ты совсем ку-ку? Мне что, на кладбище пора? Я ещё огурцом! А с ней — только нервы потреплешь. Живи, как знаешь, но меня не тащи в это болото.
Промолчала. Позвонила отцу. Он давно с новой женой, живут в четырёхкомнатной, и я надеялась, он заберёт бабушку — свою же мать. Но он тоже отказался. Мол, у него дети от второго брака, и «квартира — не проходной двор».
В отчаянии снова позвонила маме. Рыдала, умоляла, хоть на время пустить нас. И тогда она выдала:
— Это твой выбор — замуж, дети. Хотела самостоятельности — вот и крутись. Решай свои проблемы сама.
Будто обухом по голове. Сидела с телефоном, а внутри всё рухнуло. Это говорит моя мать. Та, кто должен быть опорой. Я не просила многого — просто крышу над головой, просто чуть-чуть участия.
На следующий день с Денисом решали, что делать. Единственная, кто откликнулся, — его мать, Галина Петровна. Живёт под Рязанью, в деревне. Говорит, место есть, поможет с детьми, пока мы работаем.
Но я боюсь. Это же глушь. Ни поликлиники, ни школы нормальной, автобус — раз в день. Страшно, что переедем — и навсегда там застрянем. Что дети вырастут без перспектив. Что я сама сдамся, отрежу себя от мира.
Но выбора нет. Мама отмахнулась. Бабушке не до нас. Отец сделал вид, что мы — чужие. И вот я на распутье: шагнуть в пустоту — или принять чужую, но честную руку помощи.
Знаете, что больнее всего? Не бедность, не трудности. А то, что самые близкие по крови оказались дальше всех по душе. И страшно не за себя. За сыновей. Чтобы им никогда не пришлось узнать, каково это — быть лишними для собственных родных.