«Это ты сама виновата, что без гроша за душой. Тебя никто замуж не гнал, детей рожать не заставлял» — мать бросила мне это в лицо, когда я пришла к ней за помощью.
Было мне двадцать лет, когда я вышла замуж за Сергея. Снимали мы тесную однушку на окраине Нижнего Новгорода. Работали оба: он на стройке, я в аптеке. Жили скромно, но без роскоши хватало. Мечтали скопить на свою квартиру — тогда казалось, всё впереди.
Потом родился Ваня. Через два года — Степа. Ушла в декрет, Сергей стал брать лишние смены. Но даже с его переработками денег едва хватало. Всё уходило на памперсы, смеси, врачей, коммуналку и, конечно, аренду. За неё мы отдавали половину его зарплаты.
Глядела я на своих малышей и каждое утро просыпалась с мыслью: а если Сергей заболеет? А если жильё отнимут? Что тогда?
Мать жила одна в двушке. Бабушка — тоже. Обе в центре, обе с пустующей гостиной. Мне не дворец был нужен, думала я. Хоть на время. Пока дети маленькие. Пока не выберемся.
Предложила матери переехать к бабушке — пусть живут вдвоём, а мы займём её квартиру. Места хватило бы — нас всего четверо: я, Сергей, да двое ребятишек. Но мать даже слушать не стала.
«С матерью жить? — фыркнула она. — Ты в своём уме? Мне что, жизнь кончилась? Я ещё жить хочу. А с бабкой — только нервы помотаешь. Живи, как знаешь, но меня не трогай».
Я промолчала. Позвонила отцу. Он давно с другой семьёй, живёт в четырёхкомнатной квартире. Надеялась, что возьмёт к себе бабушку — ведь это его мать. Но и он отказался. Сказал: «У меня свои дети от нового брака, каждый угол занят».
В отчаянии я снова позвонила матери. Рыдала, умоляла хотя бы на время приютить нас. И тогда она выдала:
«Сама виновата. Тебя никто замуж не тянул, детей рожать не заставлял. Захотела взрослой жизни — теперь расхлёбывай. Сама».
Будто обухом по голове. Сидела на кухне с телефоном в руке, а внутри всё разваливалось. Это говорила моя мать. Та, что должна была быть опорой. Я не просила многого — просто крышу над головой, просто каплю участия.
На следующий день мы с Сергеем решали, что делать. Единственная, кто откликнулся, — его мать, Татьяна Ивановна. Живёт в деревне, в старом доме. Говорит, место есть, готова помогать с детьми, пока мы работаем.
Но мне страшно. Это не город. Там нет больницы, школы, даже автобусы редко ходят. Боюсь, переедем — и навсегда там останемся. Что дети вырастут без перспектив, без будущего. Что я сама сломаюсь, отрежу себя от мира.
Но выбора нет. Мать отказала. Бабушка стара, ей не до нас. Отец нас за семью не считает. И стою я на распутье: шагнуть в пустоту — или принять чужую, но честную руку помощи.
А знаете, что больнее всего? Не бедность, не тяготы. А то, что родные — те, кто по крови ближе всех, — по сути оказались дальше всех. И страшно мне не за себя. За сыновей. Чтобы они никогда не узнали, каково это — быть лишними для собственной бабушки.