**Дневник. 15 октября.**
Сегодня в офисе, поднявшись на второй этаж, не встретил никого из коллег — и даже обрадовался. Не хотелось видеть жалостливых взглядов или объяснять, почему опять пропал на неделю. Закрылся в кабинете, будто в крепости.
— Доброе утро, Игорь Васильевич, — встретила меня Надежда Петровна, моя сослуживица. — Ты хоть знаешь, что тут творится? Валерия Фёдоровича на пенсию отправили, а вместо него директором назначили нового — молодого, но жесткого. Говорят, всех «стариков» под чистую выметает. Боюсь, скоро и моя очередь подойдёт… Как Лёша, кстати?
Я сел за стол, осмотрелся. Чувствовал, что она ждёт ответа.
— Бросьте, Надежда Петровна. Кого он там увольнять будет? Если всех разгонит, кто работать останется? Меня и то вот-вот выпрут — вечно на больничных с сыном. Ему пересадку костного мозга срочно делать надо, а денег нет. В фонды обращался — очереди. Донора ищем… Я не подхожу, да и мать уже в годах…
— Господи, да за что такие испытания мальчишке?! — искренне вздохнула она. — А отца Лёши не пробовал найти?
— Если найду, что изменится? Вряд ли он согласится стать донором. Операция рискованная. Да и не поверит, что Лёша…
В этот момент дверь распахнулась, и в кабинет зашла Ольга из кадров. Мы с Надеждой Петровной встрепенулись, словно пойманные на чём-то.
— Мне сказали, что ты вышел… Игорь, понимаю, тебе и так тяжело, но приказ… — замялась она.
— Говори, — ответил я, а в голове промелькнуло: «Ну вот, сам себя накаркал».
Ольга перевела взгляд на Надежду Петровну, словно ища поддержки.
— Что, новый директор решил и меня под раздачу пустить? Ну уж нет! — Я вскочил так резко, что чуть не сбил Ольгу с ног, и рванул к двери.
Она что-то крикнула мне вслед, но я уже мчался по коридору. Коллеги здоровались, но я не замечал никого. «Не имеет права…» — бушевало во мне.
В приёмной увидел новую секретаршу — девчонку, будто сошедшую с глянцевого журнала: идеальный макияж, обтягивающий пиджак, улыбка во все тридцать два зуба.
— А где Анна Семёновна? — спросил я.
Она открыла рот, но я не стал ждать ответа, направился к кабинету и схватился за ручку.
— Вы куда? Там совещание! — Она метнулась ко мне, но я уже распахнул дверь.
Вошел первым и замер. «Глянцевая» секретарша тут же юркнула передо мной:
— Я не виновата, Дмитрий Михайлович! Он ворвался…
— Всё, Катя, свободна, — отрезал директор. Девушка тут же исчезла. — Чем могу помочь? — Он уставился на меня оценивающим взглядом.
Я узнал его сразу, хотя прошло двенадцать лет. А вот он — нет. Сперва это задело, но потом подумал: может, и к лучшему.
— Игорь Николаевич Волков из отдела логистики, — представился я, надеясь, что хоть имя его прошибёт. — По какому праву вы меня увольняете? У меня сын болен, я вынужден с ним в больницы ездить. Валерий Фёдорович шёл навстречу, даже материально помогал. Я и дома работал…
Директор откинулся в кожаном кресле (у Валерия Фёдоровича было простое, потёртое) и бесцеремонно разглядывал меня. Я сбился, замолчал.
— Мне докладывали, что у вас дочь болеет. Сочувствую, но вы постоянно отсутствуете. Кто-то должен закрывать ваши обязанности. Это справедливо? — сказал он снисходительно, будто школьнику.
— Сын, — поправил я.
— Что?
— У меня сын, не дочь. Он серьёзно болен. Если уволите — нам не на что будет жить. — Голос дрогнул, хоть я и изо всех сил держался.
— У вас есть дети? Родители? Если бы они заболели — вы бы спокойно на работу ходили? — Я сжал кулаки и прямо посмотрел на него.
— А что у вашего сына? — равнодушно спросил он.
— Лейкемия. Знаете, что это? — выпалил я, и снова дрожь пробежала по голосу.
— Скажите… мы раньше не встречались? Лицо ваше знакомое.
Я не ожидал такого вопроса. Замолчал, не зная, что ответить.
— Мы… учились в одном универе. Помните, Новый год? Я зашёл к другу в общагу… Вы на гитаре играли, потом… — Я покраснел и опустил взгляд.
— Игорь?
«Наконец-то вспомнил», — кисло подумал я.
— Не узнал, прости, — он перешёл на «ты». — Чем могу помочь?
— Не увольняй. Сыну операция нужна. Я просто не знаю, что делать. — Я закрыл лицо руками, скрывая слёзы.
— А жены, вижу, нет, — констатировал Дмитрий.
Я опустил руки. Мы посмотрели друг на друга. Потом он встал, обошёл стол и подошёл ко мне.
— Скажи… это мой сын?
— Нет, — резко ответил я.
Не хватало ещё, чтобы он решил, будто я ему ребёнка подкидываю.
— А где его отец?
— Какая разница? Я могу идти? — Я уже взял себя в руки и направился к двери.
— Я подумаю, как помочь, — крикнул он мне вдогонку.
— Ну что? — встретила меня Надежда Петровна.
— Всё нормально, — вздохнул я.
— Ну и ладно. Не чудовище же он, в конце концов. У него тоже сердце есть.
А я вспомнил ту новогоднюю ночь. Мы шли по заснеженному городу, везде гирлянды, снег хрустел под ногами. У моего дома она меня поцеловала. Губы сладкие, пахли шоколадом. Потом она напросилась на кофе — «мама у подруги до утра».
Она играла на гитаре, пела… Девчонки в универе шептались, что у неё папа — какой-то важный чиновник, но она не хотела, чтобы об этом знали. После каникул она не вернулась — говорили, перевелась в другой город.
Когда я узнал, что стану отцом, искать её не стал. Гордость не позволила.
И вот она — директор.
Дома первым делом спросил у матери, как Лёша.
— Спит, поел чуть-чуть… — мама вытерла уголки глаз. — Сынок, за что нам это?
— Мам,На следующий день Дмитрий сам пришёл к нам домой, сел рядом с Лёшей и сказал: “Я твой отец, и теперь мы справимся вместе”.
