— Тебе мой сын не пара, он тебе жить спокойно не даст.
— Да что вы, Татьяна Ивановна! Да как можно так про Димку говорить? Он же ваш родной!
— Потому и говорю. Слишком уж хорошо знаю, кто он такой.
Татьяна Ивановна медленно вышла из кухни, а Оля осталась сидеть за столом в новом платье. Надела его специально, пришла к соседке похвастаться — хотела Дмитрия сразить наповал.
Влюблена в него Оля была уже лет пять, если не больше. Чувства зародились, когда она еще лопоухой девчонкой бегала, но, как оказалось, уже тогда умела по-настоящему привязываться.
Дмитрий был старше на семь лет. Когда они впервые встретились, ему семнадцать, а Оле — десять. Она с родителями переехала в село Никольское из соседней деревни, где отцу работу прикрыли, а Татьяна Ивановна уже давно жила здесь одна с сыном.
— Очень приличные люди, — сообщила вечером мать Оли, вернувшись от соседки.
Старше она была на добрых пятнадцать лет, но женщины подружились, и дети стали видеться чаще.
Через год Димка уехал в город поступать в институт, а Оля осталась, не забывая о нем и частенько забегая к Татьяне Ивановне.
Сразу после выпуска Дмитрий женился, и для Оли это стало ударом. Она до последнего не верила, что у него может быть настоящая любовь — ведь если женишься, то навсегда! Ее родители прожили вместе двадцать лет, бабушка с дедом и вовсе до гробовой доски, да и Татьяна Ивановна рассказывала, что с отцом Димки была замужем до самого его таинственного исчезновения где-то под Грозным.
— Даже познакомить со своей женой не удосужился, — жаловалась Татьяна Ивановна, приходя в гости к Олиным родителям. — Какой-то городской пузырь, не пойми кто.
— Так съезди сама, познакомься, — советовала мать Оли.
— Да зачем? Раз не позвал — значит, не надо.
Оле было жалко соседку, но больше она переживала, что Дмитрий никогда не вернется. Однако спустя год после свадьбы он ввалился в дом с чемоданом и кислой физиономией.
— Твой Димка вернулся, — сообщила мать, едва переступив порог.
Оля рванула к двери, чуть не сбив мать с ног. Запыхавшись, подлетела к дому Татьяны Ивановны и на крыльце буквально врезалась в Дмитрия, вышедшего подымить.
— О, Олюшка-колюшка! — Он подмигнул.
Оля заметила, как он изменился: стал взрослым, даже слегка обрюзгшим. Борода, седина на висках — а ведь ему всего двадцать пять!
— Привет, Дима, — прошептала она, с трудом сдерживаясь, чтобы не потрогать его лицо. — Вернулся?
Он лениво пожал плечами:
— Кто его знает. Развелся. Жена достала — жили с ее родителями, вечно всё не так.
Оля смотрела на него и думала: как вообще можно было считать его плохим? Он же замечательный! Наверное, та городская вертихвостка просто не разглядела, какой он золотой.
— Может, в кино сходим? — робко предложила Оля.
— Не, дел по горло.
Расстроилась, но виду не подала. Для нее было уже счастьем, что он рядом. Может, рано или поздно поймет, что она — та самая?
Татьяна Ивановна не радовалась возвращению сына. Попыталась устроить его в колхоз, потом в город к знакомым — но ничто его не устраивало.
— Устала от его вечного нытья, — призналась как-то Оле. — Теперь ясно, почему жена от него сбежала.
— Неправда! — вспыхнула Оля. — Дима хороший!
— Конечно, я же его не знаю, — усмехнулась Татьяна Ивановна. — Эгоист, как отец.
Через пару месяцев Дмитрий снова укатил, даже не попрощавшись.
А потом — горе: родители Оли погибли в аварии. Ей восемнадцать, она собиралась в институт, но планы рухнули. Если бы не Татьяна Ивановна, не выдержала бы.
Дмитрий приехал на похороны не один — с новой девушкой. Оля сжала кулаки: опять не свободен.
Через две недели Татьяна Ивановна обмолвилась о его свадьбе. Для Оли это был гром среди ясного неба. Любить-то она любила, но надежд не осталось.
Оля осталась в Никольском, устроилась птичницей. Учеба не сложилось — выбиралась из депрессии, привыкала жить без родителей и без Дмитрия.
Перед Новым годом Татьяна Ивановна сообщила, что сын приедет.
— С женой? — чуть не сорвался голос у Оли.
— Один. Разве по своей воле притащился бы сюда, если бы всё было хорошо?
Сердце бешено застучало. Наконец-то!
— Зря ждешь его, — предупредила соседка.
Оля, уже купившая в городе новое платье, опешила.
— Почему? Я же хорошо к нему отношусь…
— Слишком хорошо. Он этого не стоит.
В голосе Татьяны Ивановны было столько горечи, что Оля не решилась спрашивать дальше.
На Новый год Дмитрий пришел к ней пьяный и злой, с шампанским и скверным настроением.
— Давай бухать, — буркнул он, даже не заметив платья.
Он остался на ночь. Для Оли это было чудо.
Утром проснулась другим человеком. Рядом лежал тот, кого она ждала годами.
Через два дня он уехал, не попрощавшись. Оля бегала к Татьяне Ивановне, спрашивала, не звонил ли он, но та только качала головой.
— Предупреждала же.
В феврале Оля узнала, что беременна. Рванула в город, вызвала Дмитрия в кафе у вокзала.
— У меня двадцать минут, — холодно сказал он.
Новость его не обрадовала.
— Если думаешь, что я на тебе женюсь, — зевая, произнес он, — то зря. У меня другие планы.
Оля часто заморгала, словно в глаз попала соринка. Для нее та ночь была волшебной, а для него — ничего не значащим эпизодом.
Вернулась в Никольское, несколько дней металась, потом пришла к Татьяне Ивановне.
— Ребенка ждешь? — сразу спросила та.
— Как вы догадались?
— Деревня маленькая. Аборт делать будешь?
— Не знаю… Это же Димин ребенок.
Татьяна Ивановна тяжело вздохнула:
— Когда-то я связалась с женатым. Родила от него. Жалею ли? Наверное. Советовать не буду, но знай: если ошибешься, пусть это будет твой выбор, а не чей-то.
— Какая ошибка? ВОля посмотрела на спящую Олечку, улыбнулась и подумала, что, несмотря на все ошибки, эта малышка стала самым светлым, что у неё когда-либо было.
