Я ухаживала за старушкой, которая относилась ко мне, как к последней травинке. Но когда прочитала её завещание — не смогла сдержать рыданий.
Когда я приехала в Екатеринбург, мне только исполнилось двадцать семь. В Узбекистане оставалась мама, которой предстояла сложная операция, да ещё и долги по кредиту за дом. Я дала себе слово: отработаю год-полтора — и сразу назад. На родину.
Работу нашла быстро — агентство предложило место сиделки для пожилой дамы. Хозяйка, Анфиса Викторовна, искала кого-то, кто будет заботиться о её матери — Нине Ивановне. Согласилась, несмотря на скромную зарплату. Главное — стабильность.
С первой же встречи старушка встретила меня в штыки. «Кто ты по национальности?» — спросила она, едва я переступила порог. Я честно ответила. Она скривилась: «Опять узбечка. Сначала цыганка, теперь ты. Всё мне подсовывают кого попало». Дальше — хуже.
Каждое утро — упрёки: каша недосолена, пыль плохо вытерта, дверь хлопнула громко, даже дышу слишком шумно. Порой слышала, как она шепчет дочери по телефону: «Она точно ворует. Присматривай за ней». Меня тошнило от этого. Я умывала её, помогала вставать, бегала за лекарствами, а в ответ — лишь ледяное презрение.
Полгода терпела. Только мысль о маме в больнице не давала махнуть рукой и уйти. Но однажды она обвинила меня в пропаже трёх тысяч рублей. Обыскали всю квартиру — деньги нашли в её же кошельке. Ни извинений, ни стыда. Только холодный взгляд.
Я собрала вещи. Сказала, что ухожу. Она стояла у дверей, усмехаясь: «Ну и вали. Всё равно вернёшься — нищенка же».
«Справлюсь», — тихо ответила я. «Без вас».
И тут в её голосе вдруг дрогнуло что-то. Ни злости, ни злобы — растерянность:
«Ты… всё это из-за матери терпела?»
Я замерла, потом кивнула. Рассказала про операцию, про долги. Она молча слушала. Потом неловко подошла, села рядом, взяла мою руку… и заплакала. Без слов. Слёзы текли по морщинистым щекам.
«Прости… Я мстила. Не тебе. Дочке. Она бросила меня. Думала, если ты уйдёшь — она вернётся. А ты… выдержала. Ради матери».
С того дня всё перевернулось. Мы разговаривали по душам. Она рассказывала о своей молодости, я — о своём. Она даже дала мне денег, чтобы съездить к мужу в гости. А когда я вернулась — встретила меня с вязаным шарфом, который сделала сама.
Через пять месяцев её не стало. Уснула и не проснулась. Я рыдала, будто потеряла родную.
Через неделю пришла Анфиса с нотариусом.
«Вам необходимо ознакомиться с завещанием, — сказал он. — Нина Ивановна оставила вам… крупную сумму».
Анфиса побелела:
«Она рехнулась! Что ты с ней сделала?! Колдовала?!»
Я посмотрела на неё, подошла… и обняла.
«Вот что я сделала. Просто обняла».