Слушай, мне так тяжело… Куда пристроить мою старушку-маму?
Просто сил больше нет. Сначала казалось: справлюсь, перетерплю, любовь всё преодолеет. Но сейчас я будто на краю пропасти — морально, физически, эмоционально. Кто-то меня осудит, а кто-то поймёт — такое нередко случается. Хочу выговориться — не за оправдания, а просто чтобы стало легче.
Меня зовут Светлана, я младшая в семье. Старший брат, Дмитрий, на три года взрослее. Мама родила нас поздно: его — в сорок два, меня — в сорок пять. Они с папой долго не могли завести детей, и когда получилось, мама нас боготворила. Мы были её смыслом, её чудом. Несмотря на возраст, она дала нам всё — тепло, заботу, хорошее образование.
Когда мне было семнадцать, папы не стало. Для нас с Димой — горе, а для мамы — конец света. Она едва оправилась, и я, как могла, её поддерживала. Брат уехал учиться, потом в Германию — работа, карьера, своя жизнь. А мы остались вдвоём: я и мама.
Прошли годы. Сейчас ей семьдесят восемь. И я всё ещё рядом. Только теперь она уже не просто мама, а человек, который требует ухода. Постоянного. Круглосуточного. И я не вывожу.
Она путает всё: утюг оставляет включённым, плиту не выключает, чайник суёт в холодильник, а молоко — в тумбочку. Я сто раз говорила: «Мамуль, не надо помогать — я сама». Но она упорно старается — из доброты, по привычке, чтобы чувствовать себя нужной. А мне больно говорить: «Не лезь», потому что вижу, как её ранит её же беспомощность.
А недавно был кошмар. Мама вышла и не вернулась. Забыла, куда идти, забыла, где дом. Три часа я бегала по району, звонила всем знакомым, с ума сходила. Нашли случайно — подруга увидела её на другом конце города. Мама стояла растерянная, замёрзшая, испуганная. А я — опустошённая, разбитая, без сил.
И это теперь не исключение, а правило. Постоянный стресс. Вечный страх, что случится беда. Непрерывная ответственность. Я не могу расслабиться ни на секунду. Просыпаюсь ночью от каждого шороха. Никуда не выезжаю. Не живу — выживаю. Я уже не дочь — сиделка. И это медленно меня убивает.
А у меня же своя семья! Муж, дети, внуки. Я их люблю, ради них жила. Но теперь все силы уходят на маму. И я чувствую — сдаю. Устала. Выгорела. Плачу по ночам, потому что не знаю, что делать.
Я даже боюсь сказать вслух: «Куда её деть?» Само слово «сдать» звучит как предательство. Будто я не родная дочь, а чужая. Но ведь есть же дома для престарелых, пансионаты с уходом… Почему мысль об этом вызывает такую вину?
Потому что нас так воспитали. Мать — святое. Она меня родила, вырастила, отдала всё. Теперь мой долг — быть рядом. Но долг — не приговор. Не вериги. А мне кажется, будто на шею камень повесили и сказали: «Тащи, пока не сдохнешь».
Брат помогает деньгами, звонит, жалеет. Но он — за границей. Он не видит, как мама ночами плачет, как путает моё имя с именем тёти, как теряется в родном дворе. Он не носится в панике, когда она задерживается в поликлинике. Он не убирает разбитые чашки, которые она роняет. Он живёт спокойно. А я — здесь. В этих стенах. В этом бесконечном круге.
Я не знаю, что делать. Хочу просто дышать. Проснуться без этой вечной тревоги. Съездить к дочке, не боясь, что мама за это время квартиру спалит. Мне немного надо — чуть-чуть жизни. Немного покоя. Немного себя.
Кто-то скажет: «Ты — плохая дочь. Мать надо носить на руках до конца». Пусть попробует сам так пожить год, два, пять. Потом расскажет, каково это — быть живым человеком без права на передышку.
Я не хочу бросать маму. Хочу, чтобы ей было хорошо. Чтобы о ней заботились, чтобы она была в безопасности. Хочу любить её, а не бояться. Но сейчас… я просто не могу. Если есть место, где ей помогут, где за ней будут смотреть — может, стоит хотя бы подумать?
Не знаю. Честно, не знаю. Но так больше нельзя…
