Зима в этом году на Урале лютовала не по-детски: сорокаградусные морозы сковывали всё вокруг, а ночью ртутный столбик падал ещё ниже, будто решил проверить, на что способны русские мужики.
— Владимир, одевайся теплее! Надень тот шерстяной свитер, который я тебе связала, — провожала мужа Антонина, пока тот собирался на работу.
На ферме дела ждать не могли — коровы требовали заботы, несмотря на лютый холод. Владимир, уже седой, на пороге пенсии, привычно отправлялся по своим делам. Антонина же осталась дома — ждала дочь с внуком, но та позвонила из города:
— Мам, пока морозы не отступят, не рискуем ехать. Приедем на выходных.
— И правильно, Леночка. Мало ли что с автобусом случится в такую стужу? Береги себя и малыша, — ответила Антонина, прятая тревогу.
Отложив телефон, она задумалась. Перед глазами всплыла зима почти полвека назад, когда она, юная Тоня, с подругой Надей отправилась в глухую деревню к Надиной бабушке. Тогда тоже трещали морозы, но молодость брала своё.
— Тонь, поехали со мной к бабуле! — уговаривала Надя. — Каникулы, одной скучно, а ты посмотришь наше село. Правда, оттуда ещё добираться надо, но мы справимся!
Обеим было по шестнадцать. Тоня, уговорив мать, собралась в путь. Оделись потеплее, настроение боевое — мороз им был не указ. Автобус довёз до села, но дальше водитель отказался ехать:
— Всё, приехали! Дорогу замело, трактор не прошёл. Не поеду — застрянем! — буркнул он, игнорируя возмущённые возгласы пассажиров.
Тоня с Надей, как и все, вышли.
— Тоня, до деревни ещё километров десять, — вздохнула Надя. — Куда в такую пургу? Пойдём к тёте Гале, маминой сестре, она тут живёт. Переночуем, а утром решим.
Так и сделали. Тётя Галя накормила их горячими щами, напоила чаем с малиновым вареньем и уложила спать. А утром сосед, дядя Миша, согласился подбросить их до деревни на санях. Тётя Галя ещё с вечера договорилась:
— Миш, подкинь девчонок, им к бабке надо.
— Да как не подкинуть? — охотно отозвался он. — Довезу с ветерком!
Тоня с Надей забрались в сани.
— Ну, девки, укрывайтесь тулупом, а то замёрзнете! — дядя Миша заботливо подоткнул тяжёлую шубу и тронул лошадь.
Сани заскользили по заснеженной дороге. За селом потянулся бор, а дальше — бескрайние снежные просторы. Дорога была неровной, но лошадь шла уверенно.
— Дядя Миша, а вам сколько лет? — спросила Надя, чтобы разогнать тишину.
— Да уж за семьдесят, — улыбнулся он. — Но я ещё огого! Летом овец пасу, чабаном работаю. Степь у нас — красота неописуемая, всё цветёт, благоухает. Приезжайте летом, сами увидите!
Дядю Мишу в селе уважали. Добрый, душевный, он умел рассказывать так, что забывались и холод, и долгая дорога. Пока ехали, болтали о разном, но вдруг Миша, прищурившись, сказал:
— По этой дороге, девки, я свою Марину привёз. Лет пятьдесят назад. Украл её, можно сказать…
— Как украли? — ахнула Надя. — Рассказывайте, дядя Миша!
— Бабу Машу, что нас провожала? — переспросила Тоня.
— Её, мою Маринку, — кивнул он, и глаза его заблестели. — Тогда она была девчонкой, юной, как вы.
Тоня с Надей притихли, боясь пропустить слово.
— Дело было давнее, — начал Миша. — Поехал я в ту деревню, куда вас везу. Отец отправил меня к дяде Степану по делам. Мне двадцать пять, не женат, всё невесту искал, да такую, чтобы сердце ёкнуло. В нашем селе такой не нашлось.
Приехал Миша к дяде Степану. У того сын, Ваня, ровесник Миши.
— Здарово, Мишаня! — встретил его Ваня. — Батя на конюшне, скоро вернётся. А вечером в клуб пойдём, у нас девки — огонь!
В клубе гремела гармонь. Девушки кружились в пляске, звали Мишу в круг. Но он, отдышавшись, заметил её — ту, что только вошла. Невысокая, с длинной русой косой, в валенках и тулупе, она снимала платок, и её щёки горели от мороза.
— Вань, кто это? — спросил Миша, не отрывая глаз.
— Марина, дочка дяди Петра, соседа. Хорошая, но батя у неё — медведь. С ним лучше не связываться, — ответил Ваня.
Миша не стал медлить — подошёл к Марине. Они танцевали весь вечер, смеялись, болтали. Марина оказалась весёлой, простой. Потом они с Ваней провожали её домой. Ваня ушёл, оставив их у крыльца.
С того вечера Миша зачастил в деревню. Марина не выходила у него из головы. Но однажды, заговорив о свадьбе, он увидел её слёзы:
— Отец не отдаст меня в другое село. Говорит, рано, да и жених уж есть, местный. Запрещает мне с тобой видеться.
— Нет, Марина, ты моя, — твёрдо сказал Миша. — Жди, приеду за тобой.
Миша замолчал, глядя на снежную даль, будто снова переживая те дни. Надя нетерпеливо подтолкнула:
— Ну и что дальше, дядя Миша?
— А дальше — отказ, — вздохнул он. — Отец Марины, Пётр, мне от ворот поворот дал. Сказал, дочь никуда не поедет, выйдет за местного. Но я знал: Марина меня любит.
Миша вернулся к Ване, попросил передать Марине: через три дня он приедет за ней. В условленный вечер, в темноте, он ждал её за околицей. Марина выскользнула из дома с узелком, прыгнула в сани, дрожа.
— Боюсь, отец догонит, — шептала она.
Миша гнал лошадь, но за спиной послышался топот. Погоня. Он мог бы ускакать, привезти Марину к себе. Но стыдно стало бежать.
— Марина, я тебя никому не отдам, — сказал он, оста— Но мужик я, а не трус — сказал он, развернул ладных коней и поехал к отцу Марины, чтобы просить её руки как положено.
