Зимняя стужа в Зауралье в тот год не щадила никого: сорокаградусные морозы сковывали землю, а ночью холода лишь крепчали, будто сама природа испытывала людские души на прочность.
— Василий, оденься теплее! Возьми тот вязаный свитер, — провожала мужа на работу Алевтина, поправляя ему воротник.
Несмотря на лютый холод, хозяйство не ждало. Голодные коровы требовали заботы. Василий, уже седовласый, на пороге пенсии, привычно собирался в хлев. Алевтина же осталась дома — ждала дочь с внуком, но та позвонила из райцентра:
— Мам, пока морозы не спадут, не поедем. Приедем в выходные.
— Верно, дочка. Автобус может заглохнуть в такую погоду. Береги себя и малыша, — ответила Алевтина, скрывая тревогу в голосе.
Отложив трубку, она застыла у окна, уносясь в воспоминания. Перед глазами встала та зима, почти полвека назад, когда она, юная Аля, с подругой Надей отправилась в далёкую деревню к Надиной бабушке. Мороз тогда тоже щипал щёки, до минус тридцати пяти, но молодости всё нипочём.
— Алёк, поехали со мной к бабке! — уговаривала Надя. — Одной скучно, да и деревню нашу увидишь. Правда, от села ещё идти, но мы справимся!
Обеим было по шестнадцать. Алевтина, упросив мать, собралась в путь. Тёплая одежда, боевой настрой — холода им были не страшны. Автобус довёз до большого села, но дальше шофёр отказался ехать:
— Всё, конец! Дорогу замело, даже трактор не прошёл. Не поеду, застрянем! — буркнул он, не слушая возмущённых пассажиров.
Аля с Надей, как и все, вышли на мороз.
— До деревни ещё километров десять, — вздохнула Надя. — Куда в такую пургу? Пойдём к тёте Гале, маминой сестре, она тут живёт. Переночуем, а утром видно будет.
Так и поступили. Тётя Галя накормила их горячими щами, напоила чаем с малиновым вареньем, уложила в маленькой горнице. А утром сосед, дед Пахом, согласился подбросить их до деревни на санях. Тётя Галя ещё с вечера договорилась:
— Пахомыч, подкинь девчонок, им к старухе надо.
— Да как же не подкинуть? — добродушно хрипнул старик. — Довезу в два счёта!
Аля с Надей забрались в сани.
— Ну, детки, укутывайтесь тулупом, а то замёрзнете! — Пахом заботливо укрыл их тяжёлой шубой и тронул лошадь.
Сани заскользили по снежной целине. За селом тянулся сосновый бор, а дальше — бескрайние поля, укрытые белым саваном. Дорога была трудной, местами замело, но кобыла шла уверенно.
— Дед Пахом, а вам сколько лет? — спросила Надя, нарушая тишину.
— Да уж за семьдесят перевалило, — усмехнулся он. — А я всё ещё ого-го! Летом отару пасу, чабаном работаю. Степь у нас — красота неописуемая, всё в цвету, дух стоит медовый. Приезжайте летом, увидите!
**Рассказчик от сердца**
Дед Пахом в селе был уважаем. Добрый, душевный, он умел рассказывать так, что забывались и холод, и долгая дорога. Пока ехали, болтали о разном, но вдруг Пахом, прищурив глаза, произнёс:
— По этой дороге, девоньки, я свою Марфу привёз. Давно, лет пятьдесят назад. Украл её, можно сказать…
— Как украли? — ахнула Надя. — Расскажите, дед Пахом!
— Та самая баба Марфа, что вас провожала? — уточнила Аля.
— Она, моя Марфушка, — кивнул старик, и глаза его заблестели. — Тогда она была девчонкой, юной, как вы.
Аля с Надей затихли, боясь пропустить слово.
— Дело давнее, — начал Пахом. — Поехал я в ту деревню, куда вас везу. Отец послал по делам к брату, дяде Терентию. Мне двадцать пять, холодит, всё невесту ищу, да такую, чтоб сердце ёкнуло. В нашем селе такой не сыскал.
Приехал Пахом к дяде Терентию. У того сын, Ермолай, ровесник Пахома.
— Здорово, Пахомка! — встретил его Ермолай. — Батька на скотном, скоро вернётся. А вечером в клуб пойдём, у нас девки — огонь!
В клубе гремела гармошка. Девчата кружились в пляске, звали Пахома в круг. Но он, отдышавшись, заметил её — ту, что только вошла. Невысокая, с русой косой до пояса, в белых валенках и опрятном тулупчике, она снимала платок, и щёки её пылали от мороза.
— Ермолай, это кто? — спросил Пахом, не отрывая взгляда.
— Марфа, дочь дяди Прокопа, соседа. Хорошая, да батька у неё — медведь. С ним лучше не связываться, — ответил Ермолай.
Пахом не медлил — подошёл к Марфе. Они плясали весь вечер, смеялись, шептались. Марфа оказалась весёлой, простой. Потом он с Ермолаем провожали её домой. Ермолай ушёл, оставив их у крыльца.
С того вечера Пахом стал частым гостем в деревне. Марфа не давала ему покоя, кровь бурлила. Но однажды, заговорив о свадьбе, он увидел её слёзы:
— Отец не отдаст меня в чужое село. Говорит, рано, да и жених есть, местный. Запрещает мне с тобой видеться.
— Нет, Марфа, ты моя, — твёрдо сказал Пахом. — Жди, приеду за тобой.
**Погоня под звёздами**
Пахом замолчал, глядя в снежную даль, будто вновь переживая те дни. Надя нетерпеливо толкнула его:
— Ну а дальше, дед Пахом?
— А дальше — отказ, — вздохнул он. — Отец Марфы, Прокоп, меня воротВ ту ночь Пахом увез свою Марфу наперекор всему, и с тех пор они уже полвека делят радость и горе под одним покровом.
