**НЕВЕСТКА И ЕЁ УЛЬТИМАТУМ**
Сегодня утром моя невестка Алевтина посмотрела на меня ледяным взглядом и заявила: «Людмила Степановна, с сегодняшнего дня вы, дорогая свекровь моего мужа, больше не едите ничего из моих блюд. Что хотите, то и делайте — я выделила вам полку в холодильнике, готовьте себе сами. И желательно либо рано утром, пока я не проснулась, либо вечером, когда я ещё на работе». Я стояла, словно громом оглушённая, не веря собственным ушам. Что это значит? Меня, которая всю жизнь кормила семью, теперь выгоняют с кухни и лишают права на домашнюю еду? Внутри меня всё кипит, и если не высказаться, я просто взорвусь от этой наглости.
Мы с мужем Олегом живём вместе с сыном Антоном и его женой Алевтиной уже два года. Когда они поженились, мы предложили им переехать к нам — дом просторный, места всем хватит, да и я хотела помогать молодым. Сначала Алевтина казалась милой: улыбалась, хвалила мои щи, даже просила научить её печь пироги. Я, как наивная, радовалась, что сын нашёл такую жену. Готовила, убирала, старалась сделать их жизнь лучше. А теперь она бросает мне такое! Как будто я посторонняя в собственном доме, как будто мои пельмени и беляши — отрава для её королевского желудка.
Всё началось несколько месяцев назад, когда Алевтина вдруг заявила, что я «слишком много жарю». Мол, она следит за фигурой, а моя стряпня «слишком калорийная». Я удивилась — кто заставляет её есть мои драники? Хочешь салатики — вари их себе, я не мешаю. Но нет, она принялась критиковать всё подряд: то лапша разварилась, то котлеты суховаты, то «слишком много сметаны». Я молчала, не желая ссор. Антон, мой сын, уговаривал: «Мама, не бери в голову, у Алёны сейчас тяжёлый проект». Но я видела — дело не в проекте. Она просто решила, что кухня теперь её, а я лишний человек.
А вчера был пик. Я, как обычно, с утра поставила дрожжевое тесто и испекла пышные булочки — такие, какие Антон обожал с детства. Накрыла на стол, позвала всех завтракать. Алевтина спустилась, посмотрела на булочки, будто на предателей родины, и выдала: «Людмила Степановна, я же говорила — мы с Антоном теперь едим гречку по утрам». Я уже собралась ответить, что булочки гречке не помеха, но тут она озвучила тот самый ультиматум. **Полка в холодильнике. Готовь сама.** И это в **моём** доме, где я тридцать лет была хозяйкой, где каждая ложка помнит мои руки!
Я попыталась поговорить с Антоном. Сказала: «Сын, это как? Я теперь должна ютиться на одной полке, как в коммуналке? Это твой дом, но я тут не прислуга». Но он, как всегда, встал в позу миротворца: «Мама, Алёна просто хочет чувствовать себя хозяйкой. Пойми её». Хозяйкой? А **я** тогда кто? Всю жизнь я жила ради семьи, а теперь меня запихивают на задворки? Олег, мой муж, тоже не поддержал: «Люда, не раздувай, — сказал. — Алёна молодая, ей хочется самостоятельности». Самостоятельности? Ну да, конечно — за счёт меня.
Честно, я не знаю, как быть. Иногда хочется собрать вещи и уехать к подруге в Воронеж — пусть сами разбираются. Но это **мой** дом, **моя** кухня, **мой** сын! Почему **я** должна уступать? Я всегда старалась быть хорошей свекровью: не лезла в их отношения, не комментировала её странные детокс-смузи, даже мыла за ней посуду, когда она «уставала». А теперь она вычёркивает меня из общей жизни, будто я чужеродный элемент.
Вчера я всё же пошла на кухню и приготовила себе ужин — жареную картошку с лучком, как люблю. Алевтина, увидев это, ехидно бросила: «Ну вот, Людмила Степановна, так ведь лучше, правда?» Я промолчала, но внутри всё клокотало. **Лучше?** Это лучше — когда семья делится на «твои» и «мои» тарелки? Я всегда считала, что общий стол объединяет, что за едой находят общий язык. А теперь у нас война из-за гречки и булочек.
Думаю, что делать. Может, поговорить с Алевтиной по-хорошему? Сказать, что мне больно, что я не хочу чувствовать себя гостем в собственном доме? Но боюсь, она опять начнёт визжать о «личном пространстве» и «токсичности». А может, просто сдаться и не готовить вовсе? Пусть Антон с ней жуют свою гречку, а я буду заказывать пельмени на дом. Посмотрим, как долго они продержатся без моих борщей.
Но больше всего жаль Антона. Он между молотом и наковальней: с одной стороны — я, его мать, с другой — жена, которая явно хочет поставить его перед выбором. Я не хочу, чтобы он страдал, но и терпеть унижения не стану. Я всю жизнь работала, растила сына, строила этот дом. И теперь какая-то девица указывает мне, где моя полка? Нет, Алевтина, так не пойдёт.
Пока решила не обострять. Готовлю себе, как она велела, но не сдаюсь. Возможно, она одумается, когда увидит, что я не ползаю перед ней с извинениями. А если нет — придётся устроить серьёзный разговор с Олегом и Антоном. Я не хочу войны, но и молча глотать обиды больше не намерена. Этот дом — **мой**, и я имею право на своё место за общим столом. А Алевтина пусть подумает — стоят ли её «границы» раскола семьи.