«Если не пустишь мать жить к нам — подам на развод»: и он подал…
Мужчина, клянущийся в вечной преданности, вмиг может стать чужим. Особенно когда перед тобой выбор — сохранить семью или спасти себя от разрушения. Я прошла через это.
Когда мы с Дмитрием обручились, собственного угла у нас не было. Жили у его родителей в трёхэтажке в Твери. Две комнаты, теснота, но терпели. Пока однажды отец не застал мать — свою жену — с любовником. Молодой, наглый, с манерами «спасителя». Он шептал ей о свободе, о новой жизни в Сочи. Но поставил условие:
— Продавай квартиру. Уедем. Там начнём всё с чистого листа.
Мы умоляли Анну Сергеевну опомниться:
— Он вас обманет. Останетесь без копейки, без дома.
Но она лишь презрительно фыркнула:
— Завидуете, вот и злитесь. Не ваше дело.
Через неделю мы с грудной дочкой оказались на улице. Квартиру продали, нас выгнали. Дмитрий вкалывал на двух заводах, я писала дипломы на заказ, пока ребёнок спал. На аренду едва хватало, но мы верили — ради будущего.
Скопив на первоначальный взнос, уже присматривали ипотеку, но судьба подкинула удачу: умерла моя тётка, одинокая, без родни. Оставила мне домик в Коломне — маленький, но светлый, с палисадником. На сбережения сделали ремонт. Впервые за годы я вздохнула свободно.
Но покой длился недолго.
Как-то вечером, когда я вытирала посуду, в дверь постучали. На пороге — Анна Сергеевна. Лицо опухшее, глаза как у затравленной волчицы.
— Детки… он меня бросил… Всё забрал. Осталась только котомка… Пустите…
Дмитрий встрепенулся. Подхватил мать за плечи, усадил за стол, налил чаю. А я стояла, онемев, будто меня обдали ледяной водой. Ведь мы предупреждали, уговаривали её не рушить всё. А она не просто не слушала — вышвырнула нас с ребёнком, когда ещё можно было остановиться.
Дмитрий глянул на меня:
— Она не выживет одна. Мы не можем её выгнать. Она же мать.
Я сжала кулаки:
— Она нас выкинула, как старую мебель. А теперь ты хочешь, чтобы она жила здесь? В нашем доме? Где мы наконец смогли дышать?
Анна Сергеевна запричитала:
— Сынок, я на улице пропаду… Простите… Я больше не…
И тогда он сказал то, что перечеркнуло всё:
— Если не разрешишь матери остаться — разведёмся.
Мир будто рухнул. В ушах зазвенело, сердце замерло. Но я ответла тихо, будто издалека:
— Хорошо. Твой выбор. Оставь ключи. В этом доме живёт только тот, кто меня уважает.
Через неделю он подал заявление.
Ушёл. С ней. В промозглую комнатушку на окраине. А я осталась — с ребёнком и пустотой внутри. Но не жалею. Не пустила в дом предательницу и не позволила мужчине решать, с кем мне жить.
Любовь не ставит ультиматумов. Особенно таких.
Теперь я знаю: родство — не в крови. Оно в уважении. В границах. В выборе, который делаешь, когда трудно. Дмитрий выбрал. И я — тоже.
