Варвара сидела за грубым дубовым столом в своей избе под Нижним Новгородом, сжимая в ладонях глиняную чашку с чаем, давно потерявшим тепло. Взгляд её был сумрачен, отягощён годами и твёрдым решением. Перед ней лежал пожелтевший лист – завещание, переписываемое в третий раз. Дети её, Фёдор и Аграфена, давно не переступали порог родительского дома, но сегодня она велела им явиться. Слова, что готовилась сказать, жгли душу: «Коль не станете помогать старухе – не видать вам наследства». Знала – этот удар расколет семью, но терпеть молчание больше не могла.
Всю себя отдала Варвара детям. Овдовев, одна поднимала Федьку с Груней, день и ночь крутилась на подёнках, лишь бы одеть их потеплее да книжки для учения купить. Гордилась, как вышли они в люди: Фёдор в столице мостовые строил, Аграфена в лекари пошла. Обустроились в Питере, семьи завели. Радовалась мать сначала, да постепенно радость сменилась тоской. Изба, прежде звонкая от детского смеха, теперь стояла пустой. Здоровье сдавало – руки костенели от суставной ломоты, сердце пошаливало, а звонки от детей стали редки. «Матушка, недосуг, дела, внуки», – слышала она и молча глотала обиду, надеясь, что вспомнят родную кровь.
Переломным стал тот зимний день, когда поскользнулась она на обледеневшем крыльце. Соседка Марфуша скорую вызвала – пролежала Варвара неделю в больнице с перебитым бедром. Навестили дети, да визит их был короток: два дня, пустые слова о поправке – и снова исчезли. Осталась старуха одна бороться с болью да бытом. Ни дров нарубить, ни снег во дворе расчистить, даже крынку с соленьями открыть – и то мука. Звонила детям, просила помощи, а в ответ: «Найми работницу, мать, не до тебя». Эти слова больнее телесной муки ранили. Не нужно ей чужих рук – родной крови просила душа.
Решение пришло в бессонную ночь. Глядела Варвара на потрёпанный снимок, где малые ещё Федя с Груней обнимали её на сенокосе, и слёзы капали на фанеру. Не хотела умирать в пустой избе, окружённая равнодушием. Изба, земля, сбережения – всё, что копила всю жизнь, – детям бы по праву досталось. Да за что? За редкие «здрасьте» да несбыточные обещания? Порешила так: коль хотят наследства – пуст докажут, что мать им не последняя спица в колеснице. Вызвала писаря и вписала в бумагу: получат лишь те, кто при жизни о старухе позаботится.
Когда явились Фёдор с Аграфеной, встретила их Варвара холодно. Не стала вилять. «Надоело мне вам в тягость быть», – начала она, и голос дрожал от слёз, – «Не станете помогать – перепишу завещание. Всё пойдёт на приют для сирот». Повисла в горнице тишина. Фёдор брови нахмурил, Аграфена глаза опустила. Ждали разговора о здоровье, а получили удар под дых. «Маменька, да ведь это вымогательство», – процедил Фёдор, и слова его как ножом по сердцу. «Нет, сынок, это справедливость», – ответила старуха, чувствуя, как сердце колотится в груди.
Пыталась Аграфена сгладить: «Родная, любим мы тебя, да свои семьи, не можем всё кинуть». Взглянула Варвара на дочь и увидела в глазах не любовь, а досаду. «Не прошу бросать дом. Прошу быть детьми», – сказала она и отвернулась, чтобы не видели слёз. Уехали Фёдор с Аграфеной в тот же вечер, пообещав «подумать». Да знала Варвара – не вернутся. Стали звонить ещё реже, в голосах появилась озлобленность. За глаза называли её скупой каргой, но стояла она на своём. Не нужны ей те, кто приходит лишь за наживой.
Прошёл год. Научилась Варвара обходиться с помощью соседей да мирской упраывки. Продала часть земли, взяла в дом помощницу, стала ходить в беседу к таким же старикам. Сердце по детям болело, но жертвой себя больше не чувствовала. Переписала завещание на богадельню. Фёдор с Аграфеной, узнав от писаря, и вовсе перестали звонить. Плакала Варвара в подушку, но в глубине души – облегчение. Сбросила с плеч груз напрасных надежд, что любовь можно купить.
Теперь, глядя с крыльца на закат, думает Варвара не о наследстве, а о том, что ещё может отдать миру. Помогает ребятишкам грамоту осваивать, шьёт рукавицы для бедняцких семей. Жизнь, казавшаяся пустой, наполнилась смыслом. Но каждую ночь, засыпая, шепчет: «Простите, коли плохой матерью была». Знает – поступила правильно, да боль от разрыва с детьми навсегда в сердце останется.
