Пожалуйста, доченька, помилуй меня, уже три дня я не ел ни крошки хлеба, а денег у меня совсем нет, умоляла старушка продавщицу.
Холодный зимний ветер пробирался до костей, окутывая древние улочки города, будто напоминал о тех временах, когда здесь жили люди с теплыми сердцами и искренними взглядами. Среди серых стен и облупившихся вывесок стояла пожилая женщина, лицо её было покрыто сетью тонких морщин, каждая из которых рассказывала свою историю боли, стойкости и утраченных надежд. В измождённой руке она держала изношенную сумку, полную пустых стеклянных бутылок последних осколков прежней жизни. Глаза её были влажными, а слёзы медленно скатывались по щекам, не спеша испаряться в холодном воздухе.
Прошу тебя, дочка шепнула она дрожащим голосом, словно лист в ветре. Три дня я не пробовала хлеб. У меня нет ни копейки ни гроша, чтобы купить хоть крошку.
Эти слова повисли в воздухе, но за стеклянной дверью булочной продавщица лишь холодно покачала головой. Её взгляд был как выточенный из льда.
И что с того? раздражённо ответила она. Здесь пекарня, а не пункт приёма бутылок. Ты, наверное, не умеешь читать? На вывеске чётко написано: бутылки сдаёшь в специальный пункт, а там тебе дают деньги на хлеб, на еду, на жизнь. Что ты от меня хочешь?
Старушка растерялась. Не знала, что пункт приёма закрывается в полдень. Пришла слишком поздно, упустив шанс, который мог бы избавить её от голода. Раньше она и подумать не могла собирать бутылки. Была учительницей, образованной женщиной с гордой осанкой и честью, которой не приходилось терять даже в самые тяжёлые дни. А теперь теперь она стояла у киоска, словно нищенка, чувствуя, как горькая нотка стыда заполняет её душу.
Ладно сказала продавщица, несколько смягчив тон. Тебе стоит спать меньше. Завтра, если принесёшь бутылки рано, приходи, и я тебя накормлю.
Доченька, умоляла женщина, дай хотя бы четверть буханки Я заплачу завтра. Я кружусь от слабости Не могу Не выдержу больше этого голода.
Но в глазах продавщицы не было ни искры сострадания.
Нет, резко ответила она. Я не занимаюсь благотворительностью. Я сама едва свожу концы с концами к концу месяца. Каждый день ко мне подходят толпы с просьбами, и я не могу накормить всех. Не трать моё время, у меня очередь.
Неподалёку стоял мужчина в тёмном пальто, задумчиво глядя в никуда, будто находясь в другом мире мире тревог, решений, будущего. Продавщица мгновенно изменилась, будто перед ней появился не просто покупатель, а важный гость.
Добрый день, Павел Андреевич! приветливо воскликнула она. Сегодня у нас ваш любимый хлеб с орехами и сухофруктами. А выпечка свежая, с абрикосом. Вишнёвая вчерашняя, но всё ещё очень вкусная.
Добрый день, молча ответил мужчина, погружённый в мысли. Дайте мне хлеб с орехами и шесть штук вишнёвой выпечки.
С абрикосом? спросила она, улыбаясь.
Не важно, пробормотал он. Если хотите, с абрикосом.
Он вынул из толстой портмоне крупную купюру и передал её безмолвно. В этот момент его взгляд случайно скользнул в сторону и задержался. Он увидел старушку, стоявшую в тени киоска. Её лицо казалось знакомым, очень знакомым, но память упорно удерживала воспоминания. Единственное, что всплыло в сознании, большой брошьцветок древнего образца, прикреплённый к изношенному плащу. Чтото в нём было особенное, чтото близкое.
Он вошёл в свой черный автомобиль, положил пакет с покупками на сиденье и уехал. Его офис находился недалеко, на окраине города, в скромном, но современном здании. Показушность ему не нравилась. Павел Шатовым, владелец крупной компании по продаже бытовой техники, начинал с нуля в начале 90х, когда страна была на грани хаоса и каждый рубль добывался кровью и потом. Благодаря железной воле, уму и невероятной трудоспособности, он построил империю без помощи связей и покровителей.
Дом его красивый коттедж в пригороде был полон жизни. Жили там жена Жанна, двое детей Артём и Кирилл, и скоро должна появиться долгожданная дочь. Именно звонок жены вытянул его из раздумий.
Паша, тревожно сказала Жанна, нам позвонили из школы, Артём опять поссорился.
Дорогая, я не уверен, что смогу вздохнул он. У меня важные переговоры с поставщиком. Без этого контракта мы можем потерять миллионы в обороте.
Но я не хочу идти одна, прошептала она. Я беременна, я устала. Не хочу идти в школу в одиночку.
Не ходи, сразу ответил он. Я найду время. А Артём получит строгий выговор, если не начнёт вести себя прилично.
Ты никогда не дома, с грустью сказала она. Приходишь, когда дети уже спят, уходишь, пока они ещё в постели. Я волнуюсь о тебе, ты не отдыхаешь.
Это работа, ответил он, чувствуя укол вины. Но всё ради семьи. Ради тебя, ради детей, ради нашей маленькой, которая скоро появится.
Прости меня, прошептала она. Я просто нуждаюсь в тебе.
Павел провёл целый день в офисе, а потом ещё и вечер там. Вернувшись домой, дети уже спали, а жена сидела в гостиной, ожидая его. Она извинилась за резкие слова, но он лишь кивнул.
Ты права, тихо сказал он. Я слишком много работаю.
Он предложил разогреть ужин, но Павел отказался.
Я уже поел в офисе. Принёс абрикосовую выпечку из того же киоска. Она замечательная. И хлеб с орехами
Нам не понравился хлеб, отметила Жанна. Дети даже не доели его.
Павел задумался. В его голове вновь возник образ той старушки. Было чтото в ней глубоко знакомое. Не только лицо, но и осанка, взгляд, брошь И вдруг, как вспышка, память вернулась.
Неужели это она? прошептал он. Тамара Васильевна?
Сердце сжалось. Он вспомнил всё: школу, класс, её строгие, но добрые глаза. Как она учила математику, объясняя каждую задачу с терпением. Как он, ребёнок из бедной семьи, жил с бабушкой в крошечной квартире, где иногда не было даже хлеба. И она она замечала его. Не позволяла ему чувствовать унижение. Придумала «работу» для него: помощь по дому, посадка цветов, ремонт забора. И потом, без промедления, на столе появлялась еда. А хлеб её хлеб, выпеченный в русской печи, с хрустящей коркой и ароматом детства.
Я должен её найти, решил он.
На следующий день Павел не пошёл в офис. Отправил короткое сообщение секретарю: «Всё откладывается», и вышел из дома до полного рассвета. Холод был тем же, но теперь жгучим внутри.
Он несколько раз обходил улицы рядом с хлебным киоском. Спрашивал дворников, продавцов сигарет на развес, женщину, выгуливающую старую собаку. Никто её не видел в то утро. Только мальчик, собирающий картоны, сказал:
Бабушка Тамара иногда спит в подвале дома 17 на Садовой. Дверь сломана, кто хочет может зайти.
Павел бросился туда. Подходящий вход пахнул мочой и старой сыростью. Он спустился осторожно, свет фонарика, мерцающего от мобильного, бросался на облупившиеся стены. В углу, среди коробок и старого плаща, использованного как подушка, лежала она. Спала или делала вид, что спит трудно было сказать. Брошьцветок всё ещё была прикреплена к шее плаща, теперь казалась ещё больше, будто время её разросло.
Тамара Васильевна прошептал он.
Старушка медленно открыла глаза. Удивления не было, лишь лёгкое сморщивание губ.
Шатовым Павлуша, сказала тем же голосом, которым четырнадцать лет назад поправляла уравнения. Ты уже подрос.
Он встал на колени, не обращая внимания на грязный пол.
Почему ты меня никогда не искала? Я я тебе обязан.
Потому что долг был мой, а не твой, ответила она. Я дала то, что любой учитель обязан дать: немного веры, когда ничего не оставалось. Ты её принял и умножил. На этом всё.
Это не всё, сказал Павел, голос дрожал. Не всё, если вы голодаете, а я я спорю с поставщиками о миллионах, которые мне не нужны.
Тамара попыталась подняться; он поддержал её. Её руки были словно кости, кожа холодна.
Глупый ребёнок, вздохнула она. Мир не работает наоборот. Ты уже заплатил. Каждый раз, когда помогал, не унижая, каждый раз, когда не ставил себя выше других ты заплатил. Теперь уходи. Я хочу спать.
Я не уйду, сказал он твёрдо. И ты пойдёшь со мной.
Она посмотрела на него долго. В её взгляде уже не было мольбы, лишь древняя гордость, которую бедность не смогла отнять.
Ты уверен, что хочешь тащить старушку, которой больше нечего дать?
Вы поддерживали меня, когда я был никчёмным, ответил Павел. Теперь моя очередь.
Тамара впервые улыбнулась. Это была небольшая, усталая, но искренняя улыбка.
Тогда принеси мне тот хлеб с орехами, который ты покупал вчера, сказала она. Хочу вспомнить, как на вкус была детская сладость.
Павел помог ей встать. Они вместе вышли из подвала, он держал её за локоть, будто боялся, что она сломается. Снаружи город всё ещё был холоден, но ветер уже не казался таким жёстким.
В машине, пока прогревался двигатель, она положила голову на окно и прошептала:
Знаешь, Павлуша в конце концов все мы возвращаемся туда же. Ктото раньше, ктото позже. Главное, чтобы ктото помнил, что мы были здесь.
Павел не ответил. Он просто завёл машину и поехал домой, где Жанна и дети ждали, не подозревая, что в тот день семья станет больше самым неожиданным и справедливым образом.
