Пожалуйста, доченька, помилуй меня, уже три дня я не пробовал ни крошки хлеба, а денег у меня совсем нет, умоляла старушка продавщицу.
Холодный зимний ветер проникал в кости, окутывая ветхие улицы города, будто напоминая о временах, когда здесь жили люди с теплыми сердцами и искренними взглядами. Среди серых стен и облезлых вывесок стояла пожилая женщина, лицо её было покрыто сетью тонких морщин, каждая из которых будто рассказывала отдельную историю боли, сопротивления и утраченных надежд. В её изнурённых руках сжималась рваная сумка, полная пустых стеклянных бутылок последних осколков прежней жизни. Глаза её блестели от слёз, которые медленно стекали по щекам, не спеша высохнуть в холодном воздухе.
Я прошу, дочь моя прошептала она дрожащим голосом, словно лист на ветру. Три дня я не ела хлеба. Ни копейки у меня нет ни цента, чтобы купить хотя бы кусок.
Эти слова повисли в воздухе, но за стеклянной дверью пекарни продавщица лишь холодно отклонила голову. Взгляд её был как лед.
И что ты от меня хочешь? ответила она раздражённо. Здесь пекарня, а не пункт приёма бутылок. Ты что, не умеешь читать? На вывеске ясно написано: бутылки сдаёшь в специальный пункт, а там тебе дают деньги на хлеб, еду, жизнь. Что ты от меня хочешь?
Старушка растерялась. Она не знала, что пункт приёма закрывается в полдень. Пришла слишком поздно, пропустив единственный шанс спастись от голода. Раньше ей даже не приходило в голову собирать бутылки. Она была учительницей, образованной женщиной с достоинством и честью, которые не терялись даже в самые тяжёлые дни. А теперь она стояла у киоска, как нищая, чувствуя, как горечь стыда заполняет её душу.
Хорошо произнесла продавщица, чуть смягчив тон. Тебе стоит поспать меньше. Завтра, если принесёшь бутылки рано, приходи, и я угощу тебя.
Доченька, умоляла женщина, дай мне хотя бы четверть батона Я заплачу завтра. Я кружу от слабости Не могу больше терпеть этот голод.
В её глазах не было ни искры сострадания.
Нет, резко прервала её продавщица. Я не занимаюсь благотворительностью. Я сама едва сводит концы с концами к концу месяца. Каждый день ко мне приходят толпы, и я не могу накормить всех. Не задерживай меня, у меня очередь.
Недалеко стоял мужчина в тёмном пальто, погружённый в собственные мысли, словно находился в другом мире мире тревог, решений и будущего. Продавщица мгновенно изменилась, будто перед ней появился не простой покупатель, а важный гость.
Добрый день, Павел Андреевич! вежливо воскликнула она. Сегодня у нас ваш любимый хлеб с орехами и сухофруктами. А пасты свежие, с абрикосом. Вишнёвые только вчера испекли, но они всё ещё восхитительны.
Добрый день, ответил, потерявшись в мыслях, мужчина. Дайте мне хлеб с орехами и шесть вишнёвых паст.
С абрикосом? спросила она, улыбаясь.
Не важно, пробормотал он. С абрикосом, если хотите.
Он вытащил толстый портмоне, достал крупную банкноту и молча передал её. В тот момент его взгляд случайно скользнул в сторону и задержался. Он увидел старушку, стоявшую в тени киоска. Её лицо казалось знакомым, очень знакомым, но память упорно отказывалась восстановить детали. Одна вещь проблеснула в сознании: большой старинный цветочный булавка, закреплённый на её изношенном пальто. Было в нём чтото особенное, чтото близкое.
Мужчина сел в свой чёрный автомобиль, положил пакет с покупками на сиденье и уехал. Его офис находился недалеко, на окраине города, в скромном, но современном здании. Он не любил помпезности. Павел Шатoв, владелец крупной компании по продаже бытовой техники, начинал с нуля в начале 90х, когда страна стояла на грани хаоса, а каждый рубль добывался кровью и потом. Благодаря железной воле, уму и неимоверному трудолюбию, он построил империю без помощи связей и покровителей.
Дом его красивый коттедж в окрестностях был полон жизни. Жили там жена Жанна, двое сыновей Артём и Кирилл, и скоро должна была появиться долгожданная дочь. Именно звонок от жены вырвал его из раздумий.
Паша, сказала Жанна с тревогой в голосе, нам позвонили из школы. Артём снова поссорился.
Дорогая, не уверена, что смогу вздохнул он. У меня важные переговоры с поставщиком. Если не подпишем этот контракт, потеряем миллионы оборота.
Но я не могу идти одна, прошептала она. Я беременна, у меня нет сил. Не хочу идти туда одна.
Не ходи, сразу сказал он. Обещаю найти время. А Артём получит хорошее замечание, если не начнёт вести себя прилично.
Ты никогда не дома, сказала она с печалью. Приходишь, когда дети уже спят, уезжаешь, пока они ещё в кровати. Я волнуюсь за тебя, ты ничего не отдыхает.
Это работа, ответил, чувствуя укол вины. Но всё ради семьи. Ради тебя, детей и нашей маленькой, которая скоро появится.
Прости, прошептала она. Я просто нужна тебе.
Павел провёл весь день в офисе, а потом ещё несколько часов. Вернувшись домой, дети уже спали, а жена сидела в гостиной и ждала его. Она извинилась за резкие слова, но он лишь кивнул головой.
Ты права, тихо сказал он. Я работаю слишком много.
Он предложил разогреть ужин, но Павел отказался.
Я уже пообедал в офисе. Принёс пасты с абрикосом из того же киоска. Они просто великолепны. И хлеб с орехами
Нам не понравился хлеб, прокомментировала Жанна. Дети его даже не доели.
Павел задумался. В голове всплыл образ той старушки. Было в ней чтото… глубоко знакомое. Не только лицо, но и осанка, взгляд, булавка И вдруг, как вспышка, память вернулась.
Неужели это она? прошептал он. Тамара Васильевна?
Сердце сжалось. Он вспомнил всё: школу, класс, её строгие, но добрые глаза. Как она учила математику, терпеливо разбирая каждую задачу. Как он, мальчик из бедной семьи, жил с бабушкой в крошечной квартире, где иногда не было даже хлеба. И она… она замечала его. Не позволяла ему чувствовать позор. Придумала «работу» для него: помогать дома, сажать цветы, чинить забор. И без промедления на столе появлялась еда. А хлеб её хлеб, выпеченный в российской печи, с хрустящей коркой и ароматом детства.
Я должен её найти, решил он.
На следующий день Павел не пошёл в офис. Отправил короткое сообщение секретарю: «Все откладывается», и вышел из дома до рассвета. Холод был такой же, но теперь он жег изнутри.
Он обходил улицы вокруг киоска, снова и снова. Спрашивал дворников, продавцов сигарет, женщину, выводившую старую собаку. Никто её не видел утром. Только мальчик, собирающий коробки, сказал:
Бабушка Тамара иногда спит в подвале дома 17 на Садовой. Дверь сломана, каждый может зайти.
Павел бросился туда. Прихожая пахла мочой и старой сыростью. Он спустился по лестнице, фонарь телефона мерцал на облупленных стенах. В углу, на коробках и старом пальто, использованном как подушка, лежала она. Сонела или притворялась спящей трудно было discern. Булавкацветок всё ещё висела на её шее, теперь казавшаяся ещё больше, будто время её увеличило.
Тамара Васильевна прошептал он.
Старушка медленно открыла глаза. Нет удивления, лишь лёгкое сморщивание губ.
Шатов Павлуша, произнесла тем же голосом, которым «четырнадцать лет назад» исправляла уравнения. Ты толстеешь.
Он встал на колени, не обращая внимания на грязный пол.
Почему ты никогда меня не искала? Я я тебе всё должен.
Долг был моим, а не твоим, ответила она. Я дала тебе то, что любой учитель должен дать: чуточку веры, когда ничего не было. Ты же её умножил. Это всё.
Не всё, пробормотал Павел, голос задрожал. Не всё, если вы голодаете, а я я обсуждаю контракты на миллионы, которые мне не нужны.
Тамара попыталась сесть; он помог ей. Её руки были лишь кости и холодная кожа.
Глупый мальчишка, вздохнула она. Мир не работает наоборот. Ты уже заплатил. Каждый раз, когда помогал, не унижая, каждый раз, когда не считал себя лучше других ты заплатил. Теперь уходи. Я спать хочу.
Я не уйду, сказал он твёрдо. И ты пойдёшь со мной.
Она посмотрела на него долго. В её глазах уже не было мольбы, лишь древнее достоинство, которое ни беда, ни нищета не смогли отнять.
Ты уверен, что хочешь нести на себе старую, которой уже ничего не нужно?
Ты поддерживала меня, когда я был никчёмным, ответил Павел. Теперь моя очередь.
Тамара впервые улыбнулась. Это была небольшая, уставшая, но искренняя улыбка.
Тогда принеси мне тот хлеб с орехами, что ты покупал вчера, сказала она. Хочу вспомнить, как на вкус была сладкая детство.
Павел помог ей встать. Они вместе вышли из подвала, он держал её за локоть, будто боясь, что она сломается. На улице город оставался холодным, но ветер уже не казался таким безжалостным.
В машине, пока прогревался двигатель, она положила голову на стекло и пробормотала:
Знаешь, Павлуша в конце концов все возвращаемся туда, откуда пришли. Одни раньше, другие позже. Главное, чтобы ктото помнил, что мы были здесь.
Павел молчал. Он завёл машину и поехал домой, где Жанна и дети ожидали, не подозревая, что в этот день семья пополнится самым неожиданным и справедливым образом.
