— Прошу тебя, родная, сжалься надо мной, уже три дня, как я не ела ни крошки хлеба, и у меня не осталось ни копейки, — умоляла старушка продавщицу.
Леденящий зимний ветер пробирал до костей, обвивая старые улочки города, словно напоминая о временах, когда здесь ещё жили люди с тёплыми сердцами и честными взглядами.
Среди серых стен и облупившихся вывесок стояла пожилая женщина с лицом, изрезанным морщинами, будто каждая из них рассказывала свою историю — о боли, стойкости и утраченных надеждах. В руках она сжимала потрёпанную сумку с пустыми бутылками — последние обломки прежней жизни. Глаза её были влажными, слёзы медленно скатывались по щекам, не спеша высыхать на холодном ветру.
— Умоляю, доченька… — прошептала она дрожащим голосом, будто лист на ветру. — Три дня, как не пробовала хлеба. Нет у меня ни гроша… ни копейки даже на кусочек.
Её слова повисли в воздухе, но за стеклянной дверью булочной продавщица лишь безразлично покачала головой. Взгляд её был холодным, будто высеченным изо льда.
— Ну и что? — ответила она раздражённо. — Это булочная, а не приём бутылок. Разве не видишь? На табличке чётко написано: бутылки сдают в спецпункте, там и деньги дают… на хлеб, на еду, на жизнь. Чего ты от меня хочешь?
Старушка растерялась. Она не знала, что пункт приёма закрывается в двенадцать. Опоздала. Опоздала на тот маленький шанс, который мог спасти её от голода. Раньше ей и в голову не пришло бы собирать бутылки. Она была учительницей, образованной женщиной, с достоинством и честью, которые не потеряла даже в самые трудные дни. Но сейчас… сейчас она стояла у киоска, словно нищенка, чувствуя, как горький вкус стыда наполняет её душу.
— Ну… — смягчив немного тон, сказала продавщица, — тебе бы поспать поменьше. Завтра, если принесёшь бутылки пораньше, приходи, и я тебя накормлю.
— Доченька, — взмолилась женщина, — дай хоть кусочек… Я заплачу завтра. Голова кружится… Больше не могу терпеть этот голод.
Но в глазах продавщицы не было и искры жалости.
— Нет, — резко оборвала она. — Благотворительностью не занимаюсь. Сама с трудом концы с концами свожу. Каждый день толпы приходят, всех не накормишь. Не задерживай, очередь стоит.
Рядом стоял мужчина в тёмном пальто, погружённый в свои мысли. Казалось, он был далеко — в мире забот, решений, будущего. Продавщица мгновенно преобразилась, будто перед ней появился не простой покупатель, а важный гость.
— Добрый день, Павел Андреевич! — весело воскликнула она. — Сегодня как раз привезли ваш любимый хлеб, с орехами и сухофруктами. И пирожки — свежие, с курагой. С вишнёвыми вчерашние, но тоже вкусные.
— Добрый, — рассеянно ответил мужчина. — Дайте хлеб с орехами и шесть пирожков… вишнёвых.
— С курагой? — улыбнулась она.
— Неважно, — пробормотал он. — С курагой, если хотите.
Достал толстый бумажник, вынул крупную купюру и молча протянул. В этот момент его взгляд случайно скользнул в сторону… и остановился. Он увидел старушку, стоявшую в тени киоска. Лицо её показалось знакомым. Очень. Но память упрямо отказывалась возвращаться. Лишь одна деталь мелькнула в сознании — старинная брошь в виде цветка, приколотая к её потрёпанному пальто. В ней было что-то особенное… что-то родное.
Мужчина сел в чёрную машину, положил пакет с покупками на сиденье и уехал. Его офис был недалеко, на окраине города, в скромном современном здании. Он не любил показной роскоши. Павел Шатов, владелец крупной сети по продаже бытовой техники, начинал с нуля — в лихие девяностые, когда страна стояла на грани хаоса, и каждый рубль доставался кровью и потом. Благодаря железной воле, уму и невероятному трудолюбию он построил империю, не полагаясь на связи и покровителей.
Его дом — уютный коттедж на окраине — был полон жизни. Там жили жена Жанна, двое сыновей, Артём и Кирилл, и скоро должна была родиться долгожданная дочь. Именно звонок жены вывел его из раздумий.
— Паш, — тревожно сказала Жанна, — из школы звонили. Артём опять подрался.
— Дорогая, не знаю, смогу ли… — вздохнул он. — У меня важные переговоры с поставщиком. Без этого контракта можем потерять миллионы.
— Но мне тяжело одной, — тихо сказала она. — Я беременна, устала. Не хочу идти туда без тебя.
— Не ходи, — тут же ответил он. — Обещаю, найду время. А Артём… получит взбучку, если не начнёт вести себя как следует.
— Ты никогда не бываешь дома, — грустно сказала она. — Приходишь, когда дети уже спят, уходишь, когда они ещё в постели. Я волнуюсь. Ты совсем не отдыхаешь.
— Это работа, — ответил он, почувствовав укол вины. — Но всё ради семьи. Ради тебя, ради детей, ради нашей малышки, которая скоро родится.
— Прости, — прошептала она. — Просто ты мне очень нужен.
Павел провёл целый день в офисе, затем и вечер. Вернувшись домой, он застал детей уже спящими, а жену — сидящей в гостиной в ожидании. Она извинилась за свои слова, но он лишь покачал головой.
— Ты права, — тихо сказал он. — Слишком много работаю.
Жанна предложила разогреть ужин, но Павел отказался.
— Я уже поел в офисе. Принёс пирожки с курагой, из той же булочной. Вкусные. И хлеб с орехами…
— Нам хлеб не понравился, — заметила Жанна. — Дети даже не доели.
Павел задумался. В его сознании всплыл образ той старушки. В ней было что-то… что-то глубоко знакомое. Не только лицо, но и осанка, взгляд, брошь… И вдруг, словно вспышка, вернулась память.
— Неужели… она? — прошептал он. — Тамара Васильевна?!
Сердце сжалось. Он вспомнил всё. Школу, класс, её строгие, но добрые глаза. Вспомнил, как она учила его математике, терпеливо объясняя каждую задачу. Вспомнил, как он, маОн развернулся и поспешил к двери, твёрдо решив разыскать ту самую булочную и больше никогда не оставлять в беде тех, кто когда-то спас его.
