Умоляю, доченька, сжалься надо мной, уже три дня я не ела ни кусочка хлеба, у меня совсем нет денег, умоляла старушка продавщицу.
Холодный зимний ветер пробирал до костей, обволакивая старые улочки города, будто напоминая о временах, когда здесь ещё жили люди с тёплыми сердцами и искренними взглядами.
Среди серых стен и облупившихся вывесок стояла пожилая женщина, лицо которой было изрезано сеточкой морщин, словно каждая из них рассказывала свою историю боли, стойкости и утраченных надежд. В руках она сжимала потрёпанную сумку, полную пустых стеклянных бутылок последних осколков прошлой жизни. Глаза её были влажными, а слёзы медленно катились по щекам, не спеша высыхать на холодном ветру.
Умоляю, дочка прошептала она дрожащим голосом, как лист на ветру. Три дня не ела хлеба. Нет у меня ни копейки даже на кусочек.
Её слова повисли в воздухе, но за стеклянной дверью ларька продавщица лишь равнодушно покачала головой. Взгляд её был холодным, будто высеченным изо льда.
Ну и что? раздражённо ответила она. Это булочная, а не магазин вторсырья. Разве не видишь? На вывеске чётко написано: бутылки сдавать в специальном пункте, там дадут денег на хлеб, на еду, на жизнь. Чего ты от меня хочешь?
Старушка растерялась. Она не знала, что пункт приёма закрывается в двенадцать. Опоздала. Опоздала на ту маленькую возможность, которая могла бы спасти её от голода. Раньше ей и в голову не приходило собирать бутылки. Она была учительницей, женщиной с образованием, с достоинством и честью, которую не теряла даже в самые трудные дни. Но теперь теперь она стояла у ларька, как нищенка, чувствуя, как горький вкус стыда наполняет её душу.
Ладно смягчив немного тон, сказала продавщица, спи поменьше. Завтра принесёшь бутылки пораньше тогда и поешь.
Дочка взмолилась женщина, дай хоть четверть буханки Завтра отдам. Голова кружится Не могу Не могу больше терпеть.
Но в глазах продавщицы не было и искры жалости.
Нет, резко оборвала она. Я не благотворитель. Сама с трудом концы с концами свожу. Каждый день ко мне приходят толпы с просьбами, всех не накормишь. Не задерживай, очередь стоит.
Рядом стоял мужчина в тёмном халате, погружённый в свои мысли. Он казался отстранённым, будто находился в другом мире мире забот, решений, будущего. Продавщица мгновенно преобразилась, будто перед ней появился не просто покупатель, а важный гость.
Добрый день, Павел Андреевич! воскликнула она приветливо. Сегодня как раз привезли ваш любимый хлеб с орехами и сухофруктами. И пирожки свежие, с курагой. Сухофруктовые вчерашние, но тоже хорошие.
Добрый день, ответил он рассеянно. Дайте хлеб с орехами и шесть пирожков с вишней.
С курагой? уточнила она с улыбкой.
Неважно, пробормотал он. С курагой, если есть.
Достал толстый кошелёк, вынул крупную купюру и молча передал. В этот момент его взгляд случайно скользнул в сторону и остановился. Он увидел старушку, стоявшую в тени ларька. Лицо её показалось знакомым. Очень знакомым. Но память упрямо отказывалась возвращать воспоминания. Лишь одна деталь мелькнула в сознании: старинная брошь в виде цветка, приколотая к её потрёпанному пальто. В ней было что-то особенное что-то близкое.
Мужчина сел в чёрную машину, поместил пакет с покупками на сиденье и уехал. Его офис находился недалеко, на окраине города, в скромном современном здании. Он не любил показной роскоши. Павел Шатов, владелец крупной сети магазинов бытовой техники, начинал с нуля в лихие девяностые, когда страна стояла на грани хаоса и каждый рубль доставался кровью и потом. Благодаря железной воле, уму и невероятной работоспособности он построил империю, не полагаясь на связи и покровителей.
Его дом уютный х