Меня зовут Алина, и до сих пор не могу прийти в себя. Мой муж, тот самый, что умолял завести ребёнка, клялся в вечной поддержке и расписывал, какими мы будем счастливыми родителями, — сбежал, как только нашему сыну стукнуло три месяца. И не куда-нибудь — прямиком к маменьке. А я осталась одна: с грудничком, сорванной спиной и сердцем, которое, кажется, так и не соберётся обратно.
Мы с Дмитрием расписались три года назад. Сначала всё было идеально: молодые, влюблённые, строили планы на будущее. Но я твёрдо знала — с детьми спешить нельзя. Нужно сначала квартиру побольше, подушку безопасности, да и вообще — подготовиться. У меня младшие братья, так что я прекрасно представляла, что значит нянчиться с младенцем сутки напролёт. А Дима — единственный ребёнок в семье, привыкший, что всё для него делают другие.
Но стоило его двоюродной сестре родить, как мужа словно подменили. После каждого визита к ним он заводил одну и ту же пластинку:
— Давай уже, Алин. Пора! Пока ты копим да готовимся, мы и не заметим, как в сорок будем нянчить первенца!
Я пыталась объяснить, что одно дело — потискать малыша в гостях, а другое — не спать ночами, лечить колики и менять подгузники. Но он отмахивался:
— Да что ты раздуваешь! Будто у тебя не ребёнок, а цунами какое-то родится!
Родители, конечно, только подогревали ажиотаж. И моя мама, и свекровь хором обещали помогать, клялись, что возьмут всё на себя. В общем, я сдалась.
Во время беременности Дмитрий был просто золото. Носил сумки, убирал, гладил мне спину, на УЗИ ходил со мной за руку, шептал сыну в живот нежности. Я верила, что он станет прекрасным отцом.
Но сказка кончилась ровно в тот момент, когда мы вернулись из роддома. Сын плакал. Много. Громко. Без причины и с ней. Я старалась беречь Диму и брала ночные дежурства на себя, но ребёнок просыпался каждые два часа. Я ходила кругами по квартире, пела колыбельные, но в “двушке” от детского крика не скрыться. Кухня не гасла почти всю ночь, и я видела, как муж ворочается, затыкает уши, злится.
Постепенно он стал похож на кота, которого дразнят огурцом. Мы ругались, орали. Он задерживался на работе. А потом, когда сыну исполнилось три месяца, молча собрал вещи.
— Я перееду к маме. Мне нужно высыпаться. Я не могу. Разводиться не хочу, просто устал. Вернусь, когда он хоть немного подрастёт…
Я застыла в коридоре с ребёнком на руках, а он просто ушёл.
Наутро позвонила свекровь. Спокойно, будто так и надо:
— Аллочка, он не прав, конечно, но пусть уж лучше отдохнёт, чем сойдёт с ума. Мужики ведь не приспособлены к младенцам. Я к тебе приеду, помогу. Ты его только не ругай.
Потом дозвонилась мама.
— Мам, это вообще нормально?! — еле сдерживала слёзы. — Он же сам уговаривал! А теперь — на попятную. Как я одна справлюсь?
— Дочка, не горячись. Да, сбежал. Но не к любовнице, а к маме. Значит, не всё потеряно. Дай ему время, очухается.
А я не уверена, что хочу, чтобы он “очнулся”.
Он меня сломал. Предал, когда я была слабее всего. Когда я думала только о сыне, о нашей семье — он просто сдался. Не смог продержаться и пару месяцев. И теперь я не знаю — смогу ли когда-нибудь снова ему поверить? Ведь ребёнка хотел он. Уговаривал он. А когда этот ребёнок появился — взял и испарился.
Теперь всё на мне. Сын, быт, усталость, тревога. И одна мысль не даёт покоя: если он сбежал сейчас — что же будет дальше?…
