**Дневник.**
Сегодня снова всплыла эта история с машиной.
— Ну что, Леночка, подумали? Вчера видела «Ладу Весту»! Белая, с кожей. Красота. Всего-то восемьсот тысяч, — голос Валентины Петровны звучал небрежно, но за этим сквозило давление.
— Мам… — я выдохнула и закрыла ноутбук. — Мы же уже говорили. Ипотека, Катя болеет каждый месяц. Где я тебе такие деньги возьму? Выбери что-нибудь подешевле.
Из комнаты доносились детские крики. Дмитрий возился с Катей: та упиралась, не хотела надевать колготки. Через десять минут мне на работу. И вот эта тема снова всплыла в самый неподходящий момент.
— Просто возьмите кредит, — равнодушно сказала мама, пододвигая к себе вазочку с конфетами. — Вы молодые, зарплаты хорошие. Прошу ведь не на пустяки, а на дело.
Я резко повернулась к ней, уже сжимая кулаки.
— А платить чем, мама? Воздухом? Ты меня вообще слышишь? У нас ипотека!
Валентина Петровна фыркнула, скрестила руки и отвернулась.
— Угу. У родителей Димы машина есть, а я, значит, как всегда, на задворках.
Тут меня прорвало.
— У родителей Димы машина, потому что они сами её купили! Продали старую, откладывали. Ни у кого ничего не выпрашивали. А ты только права получила и уже «Весту» за восемьсот тебе подавай.
— А почему, по-твоему, я только сейчас права получила?! — вспыхнула мама. — Потому что тебя растила, каждую копейку на тебя тратила, тебе на первый взнос копила! А теперь, когда наконец могу себе позволить, мне от ворот поворот.
Я посмотрела на Диму. Он помогал дочке обуваться и выглядел усталым. Как всегда, не лез. Надеялся, что мы сами разберёмся. Но по его напряжённому лицу было ясно — ему всё это осточертело.
— Мам, ты же сама говорила, что боишься за руль. Мы не монстры. Но у нас нет золотого запаса, — в голосе сменилось раздражение на усталость. — Мы и так тебе помогаем: коммуналка, лекарства, подарки…
Мама схватилась за сердце так театрально, будто только сейчас вспомнила о своём давлении.
— Ой, всё понятно. Теперь будешь каждую копейку мне припоминать?
Я шумно выдохнула. Во рту пересохло, ладони вспотели. Это был не первый разговор, но сегодня особенно тяжёлый. Всё наложилось: недосып, бесконечные больничные, работа, неоплаченные счета.
И тут мама выдала то, что добило окончательно:
— А если я буду с Катей сидеть, когда она болеет? Ты сможешь работать без больничных, больше зарабатывать. Тогда потянем кредит.
Я на секунду зависла.
— То есть ты с внучкой готова сидеть только за машину? Просто так здоровье не позволяло, а при виде «Весты» сразу поправилось?
— Не передёргивай, — буркнула мама. — Я просто ищу компромисс. Чтобы всем хорошо было.
— Компромисс — это когда обе стороны уступают. А ты просто ставишь условия.
Валентина Петровна резко развернулась и направилась к выходу.
— Ладно. Всё ясно. Живите без меня. И не звоните, когда бабушка понадобится.
Я не побежала за ней. Просто села у окна, закрыла глаза.
Дима подошёл, положил руку на плечо.
— Ты всё правильно сказала, — тихо произнёс он. — Жаль, что так вышло.
В квартире воцарилась тишина. Даже Катя перестала ныть, только испуганно смотрела на дверь.
— Бабушка ушла насовсем? Мы теперь не пойдём к ней?
Я не знала. В груди клокотали злость, усталость и детская обида. Мы столько раз помогали просто так. А теперь она отказывается быть бабушкой, пока не купим машину.
Прошло два месяца. Вроде всё наладилось. Катя ходила в сад, я работала, Дима подрабатывал и редко бывал дома. О маме не говорили, но её присутствие ощущалось: в мягких игрушках, которые она дарила, в вязаных носках, в рецепте её пирога.
И Катя скучала. Сначала молча, потом с вопросами.
— Мам, бабушка уехала?
— Нет, просто занята.
— Раньше она звонила, когда я болела. А теперь нет. Она меня забыла?
Я пыталась улыбаться, говорила про дела, про ремонт. Но голос звучал неуверенно, а в Катиных глазах росла тревога.
Однажды вечером Катя тихо спросила:
— Можно позвонить бабушке?
Я вздохнула, но кивнула. Пусть попробует. Может, мама наконец ответит.
Гудки. Автоответчик. Ещё раз. Никто не берёт. После четвёртого раза Катя разрыдалась — тихо, по-взрослому.
Я обняла её.
— Зайка, бабушка, наверное, спит.
— Нет, — всхлипнула Катя. — Она меня не любит. Потому что мы не купили машину. Бабушка обиделась…
У меня похолодело внутри. Как можно так? Злиться на меня, на Диму — ладно. Но играть чувствами ребёнка? Мстить за то, что не купили «Весту»? Это уже перебор.
Позже, когда Катя уснула, я сидела на кухне с бокалом вина. Зашла соседка Наталья.
— Ты чего такая кислая?
— Да мама… Катя плакала. Звонила — трубку не берёт.
Наталья вздохнула.
— Пожилые люди иногда становятся обидчивыми. Думают, что им все должны. Но ей просто одиноко. Может, сделаешь первый шаг?
— Она с внучкой так поступила… Разве это прощается?
— Не знаю. Но ждать, что она сама придёт, не стоит.
После её ухода внутри осталась смесь злости и жалости. Но идти на поклон я не хотела.
Прошёл месяц. В парке было холодно, но солнечно. Катя рвалась на горку. Я села на лавочку, слушала её смех.
И вдруг услышала знакомый голос.
— Нет, не надо мне ваш интернет, у меня кнопочный телефон!
Сердце ёкнуло.
Мама шла по аллее в своей любимой дублёнке. Лицо строгое, губы поджаты. Увидев Катю, замедлилась.
Катя заметила её, замерла, а потом сорвалась с места.
— Бабушка!
Мама растерялась. Но когда внучка обняла её, сдалась.
Я подошла. Сердце билось так, будто хотело вырваться.
— Здравствуй, мама.
— Привет, — ответила она, не отпуская Катю. — Выросла. И волосы длиннее.
—И тогда я поняла, что иногда самое сложное — это не простить другого, а позволить себе снова доверять.
