Крышка кастрюли звонко стукнула о столешницу. Я выключила плиту и устало улыбнулась своему отражению в кухонном шкафу.
Горячий, наваристый борщ. Сергей скоро вернется с работы — и мы наконец поужинаем всей семьей.
На кухню, не скрываясь, вошла свекровь, Нина Степановна. Она двигалась по моей маленькой квартире, как ревизор, и ее взгляд скользнул по мне с привычным, едва заметным презрением.
— Это что у тебя?
— Борщ. Горячий.
Она без спроса взяла половник, зачерпнула, поднесла ко рту. Лицо ее скривилось, будто она глотнула яду. Я замерла, уже зная, что будет дальше.
— Это… — она подбирала слова, глядя на меня с откровенным отвращением. — Это невозможно есть. Вода. Пустота во вкусе.
Мгновение. И она разворачивается, выливая все содержимое кастрюли в раковину.
Густой бульон, мясо, свекла — все, на что я потратила последний час после работы, исчезло в водовороте струи.
Я смотрела на пустую кастрюлю. Потом — на нее.
— Не переживай, — снисходительно похлопала она меня по плечу. От этого стало еще хуже. — Я научу тебя готовить. Для моего сына.
В этот момент на кухню заглянул Сергей, привлеченный шумом. Он увидел пустую кастрюлю, брызги у раковины и напряженное лицо матери.
— Мам, что случилось? Аня, ты чего?
— Ничего, сынок, — Нина Степановна взяла инициативу. — Анечка устала, решила нас полуфабрикатами накормить. Но я же здесь, все исправлю. Сейчас приготовлю настоящий ужин.
Сергей посмотрел на меня. И в его глазах не было поддержки. Только усталое, вымученное годами молчаливое прошение — «пожалуйста, только не начинай».
Он вырос под этим давлением, для него скандал был страшнее унижения. И я не начала. Молча взяла губку и стала вытирать раковину.
Моя слабость была в этом — в желании сохранить хрупкий мир ради мужа, который панически боялся конфликтов с матерью.
— Вот, смотри, — командовала свекровь, копаясь в холодильнике. — Мясо надо другое брать. И зажарку делать иначе.
Она говорила, а я не слышала слов.
Я только чувствовала, как ее голос, ее присутствие вытесняют меня с моей же кухни, из моей жизни. Она не просто вылила борщ. Она показала мне мое место.
Пятилетний Мишка, наш сын, вбежал на кухню и прижался к моей ноге.
— Мам, я хочу есть.
— Сейчас бабушка приготовит, — ответила за меня Нина Степановна, не оборачиваясь. — Бабушка сделает вкусно. Не то что некоторые.
Я наклонилась к сыну и обняла его. Его маленькие ручки сжали мою шею — и только это удержало меня от крика.
Я смотрела на спину свекрови, которая уже профессионально нарезала овощи моими ножами, и думала не о злости.
Нет. Я думала о том, что некоторые уроки нужно усваивать четко. Особенно — как правильно учить других.
«Уроки» начались на следующий день. Нина Степановна, раньше приходившая дважды в неделю, теперь появлялась ежедневно.
Ее «помощь» превратилась в тотальный контроль. Она переставила все в шкафах, выкинула мои любимые приправы. Вечером я решила поговорить с Сергеем.
Я дождалась, пока Мишка уснет, и подошла к мужу, сидевшему с ноутбуком.
— Сережа, нам надо поговорить о твоей маме.
— Аня, пожалуйста, я валюсь с ног, — он даже не поднял головы. — Что опять не так? Она же помогает.
— Она не помогает. Она выживает меня из дома. Все делает по-своему.
— Она просто заботится, чтобы мы нормально питались. Она так привыкла. Неужели трудно просто сказать «спасибо»? — он потер виски. — Ты же знаешь, с ней спорить бесполезно. Проще согласиться.
Проще. Это было его жизненное кредо в отношениях с матерью.
Моя следующая попытка была еще жалче. Я решила поговорить с ней напрямую.
— Нина Степановна, я вам очень благодарна за заботу, но я хотела бы самой вести хозяйство.
Она посмотрела на меня, и в ее глазах вспыхнул триумф. Она громко, с надрывом вздохнула:
— Я так и знала! Я мешаю! Прости, Анечка, что лезу. Старая дура, хотела как лучше. Для внука старалась, для Мишеньки…
Она театрально схватила сумку. Сергей, вышедший из комнаты, увидел финал сцены. Его лицо окаменело.
— Аня, ты что, выгоняешь мою мать?
Я снова проиграла. И на этот раз выглядела настоящим чудовищем.
Давление нарастало. Теперь она критиковала не только еду, но и мое воспитание Мишки. Я слишком мягкая. Я позволяю ему смотреть мультики. Я неправильно его одеваю.
При этом сама тайком подсовывала ему конфеты, которые ему нельзя из-за аллергии.
«Это наш секрет, — шептала она внуку. — Маме не скажем, она у нас строгая».
Ночью, когда все спали, я садилась за ноутбук. Это было мое убежище. Мой маленький мир.
Я работала фрилансером — занималась веб-дизайном. Сергей считал это моим хобби, «игрушками», и не вникал.
А для меня это была единственная территория, где я что-то решала сама. Где мое мнение имело вес.
Последней каплей стал четверг. Мишка проснулся с небольшим кашлем. Я вызвала врача, получила рекомендации, оставила сына дома.
Нина Степановна, конечно, сразу примчалась «спасать внука».
Мне нужно было сбегать в аптеку за сиропом. Я умоляла ее ничего не делать до моего возвращения.
— Только чай с малиной, хорошо? Больше ничего.
— Конечно-конечно. Иди. Бабушка лучше знает.
Я вернулась через сорок минут. В квартире стоял резкий запах камфоры и уксуса. Я бросилась в детскую.
Мишка лежал на кровати, тяжело дышал, лицо покрылось красными пятнами. Он хрипел.
— Что вы сделали?!
— Лечила! — гордо заявила свекровь. — Компресс поставила, как меня мать учила. А не вашей химией травить!
Я схватила телефон. Пальцы дрожали. Скорая. Адрес. «Ребенок, пять лет, задыхается».
Приехал Сергей. Влетел бледный, испуганный.
— Сынок, я же Мишеньку спасала
