Мне шестьдесят, живу во Владимире. Кто бы мог подумать, что спустя два десятилетия тишины прошлое ворвётся в мою жизнь с такой наглостью. И больнее всего — что дверь для него открыл мой собственный сын.
В далёкие двадцать пять лет я горела любовью. Дмитрий — статный, харизматичный, с лучезарной улыбкой — казался воплощением идеала. Расписались стремительно, через год родился Миша. Первые годы напоминали роман: крохотная «двушка» в хрущёвке, совместные мечты о будущем. Я преподавала в школе, он работал на заводе. Казалось, ничто не разрушит наш мир.
Но постепенно Дмитрий стал меняться. Пропадал допоздна, врал с налётом цинизма, охладел. Я игнорировала сплетни, делала вид, что не замечаю следы чужой помады на воротнике. Пока правда не выплеснулась как ушат ледяной воды — измены стали явными. Родные, соседи, коллеги — все знали. А я… цеплялась за призрачный шанс сохранить семью. Ради сына. Слишком долго верила в его раскаяние. Пока однажды не обнаружила пустую кровать в три ночи — и прозрела.
Собрала чемодан, взяла за руку шестилетнего Мишеньку — переехали к бабушке. Дмитрий даже не попрощался. Через месяц сбежал в Питер — «по работе». Обзавёлся новой пассией, вычеркнув нас из биографии. Ни копейки алиментов, ни открытки к праздникам. А я осталась одна. Похоронила родителей, вырастила сына — школьные сборы, кружок радиотехники, выпускной в актовом зале. Трудилась на двух ставках, продавала варенье соседям. Личная жизнь? Не до романов — Миша заполнял всё пространство сердца.
Когда он поступил в Ярославский политех, высылала посылки с домашними закатками и тысячу рублей ежемесячно. Квартиру купить не смогла — цены кусались. Сын не роптал. Говорил: «Сам заработаю». Гордость распирала грудь.
Месяц назад он примчался с новостью: нашёл невесту. Радость испарилась, когда увидела его дрожащие пальцы. Выдавил:
— Мам… Папа вернулся. Предлагает двушку в центре. Но… есть условие.
Сердце упало в пятки. Оказалось, Дмитрий требует моего согласия на повторный брак и прописку в моей трешке.
— Ты же свободна… Для чего упрямиться? Он другой стал! — сын говорил горячо, будто торговался на рынке.
Я вышла на балкон. Дышала морозным воздухом, глядя на обледеневшие берёзы. Двадцать лет таскала чемоданы с углём для печки. Двадцать лет — ни звонка, ни «как здоровье?». А теперь — квартира в обмен на достоинство.
Вернулась в комнату твёрдой походкой:
— Откажи ему.
Миша взорвался. Кричал, что лишаю его будущего, вспоминал школьные насмешки над «безотцовщиной». Каждое слово — ножом по шрамам души. Он не видел, как я экономила на хлебе, чтобы купить ему калькулятор для олимпиад. Как ночами штопала форму, имитируя новую.
Моя жизнь — скромная, но честная. Ученики, дача с яблонями, подруги за вечерним чаем. Не нужен мне предатель, ищущий сиделку в старости.
Сын хлопнул дверью. Молчит третую неделю. Знаю — обида жжёт. Но не стану менять принципы на метры бетона. Пусть время лечит. Вырастила его с безусловной любовью — не позволю, чтобы чувства стали разменной монетой.
А Дмитрий… Пусть остаётся страницей в старой записной книжке. Вырванной и сожжённой в печке.
