Игорь, ты не видел мою синюю папку с документами? Я точно помнила, что оставила её на комоде, а сейчас там только твои журналы лежат.
Я только что вытащил её из шкафа, сказал я, отряхивая крошки с бутерброда с ветчиной. На мне был тот самый домашний костюмтёмносиний, который Светлана подарила мне на прошлой днюхи. Он мягкий, велюровый, подчёркивал мои голубые глаза. Мне тридцать три, я выгляжу прилично: подтянут, со стильной стрижкой. Светлана, которой на прошлой неделе сорокчетыре, иногда чувствует себя не в своей тарелке, хотя ей и хватает дорогих кремов, косметологов и постоянных тренировок.
Леночка, не переживай, ласково улыбнулся я, смахнув крошки со своего подбородка. Я её переложил на полку, чтобы не запылилась. Сейчас принесу.
Я быстро подскочил к шкафкупе и уже через секунду передал ей пропажу.
Спасибо, милый! Светлана чмокнула меня в щёку, аромат которой напоминал свежий лосьон после бритья. Что бы я без тебя делала? Всё, я бегу. Ужин уже в холодильнике, разогрей. Позже будет аудит.
Удачи, королева! крикнул я, когда она уже выбегала на лестничную площадку.
В лифте Светлана улыбалась своему отражению. Три года назад, после тяжелого развода с первым мужем, она и не думала о новых отношениях. Потом появился я менеджер автосалона, амбициозный, но не звёздный. Я дарил ей цветы без повода, завтрак в постель, комплименты. Подруги шептались, мол, «мезальянс», «ты ради квартиры». Светлана отмахивалась: искра в глазах нельзя подделать.
Сев в свой «Тойота», она бросила папку на пассажирское сиденье и завела мотор. Взгляд упал на заднее сиденье: там лежал пакет с вещами для химчистки, а в кармане пальто второй телефон, рабочий, на который должны были позвонить аудиторы.
Чёрт! выругалась она, глуша машину и возвращаясь.
Лифт медленно поднялся, дверь открылась, и я услышал её голос из гостиной, где я громко ругался с мамой.
Мам, перестань нудеть! звучал мой раздражённый тон. Всё идёт по плану! Я говорил, размахивая руками.
Светлана замерла у вешалки, её сердце сжалось. Я продолжал:
Какая разница, что она там хочет? я с ухмылкой добавил, будто обсуждая дачу. Мам, ты меня слушаешь? Я три года терплю эту старуху, а не ради неё бросаюсь к какойто даче.
Я смеялась, представляя, что каждый вечер, когда ложусь в постель, «вредность» меня достаёт. Слова звучали как скрежет.
Зато, мамуля, скоро всё окупится, мой голос стал мечтательным. Вчера она проболталась, что хочет переписать на меня загородный дом в «Серебряном бору». Подарок к годовщине. Стоит огромные деньги. Я уже звонил риелтору, узнавал цену. Если продадим, хватит на квартиру в центре, на мой бизнес и на отъезд. А Леночка? Плюнет, успокоится, ведь она сильная женщина, ещё заработает.
Я оправдывался: «Помнишь, как она на твоём юбилее запрещала майонез? Я её ненавижу, когда учит меня жизни: «Игорь, развивайся, читай книги».»
Светлана спустилась к окнам, прислушалась к нашему разговору, а я, не подозревая, уже планировал, как обхитрить её. Я знал, что её дом в «Серебряном бору» реальная стоимость, а её намерение переписать его на меня выглядело как подарок, но в действительности я хотел наживу.
Я закончил звонок, сказав маме: «Люблю тебя, ты моя единственная, ради тебя готов на всё». Шаги отступали к кухне, Светлана, собрав волю, тихо выскользнула из квартиры, закрыв за собой дверь.
В коридоре она прижалась к холодной стене, сердце билось в горле. Она была финансовым директором, умеющим считать, планировать и наносить удары, когда противник их не ждёт. Я видел, как она собирает силы, и знал, что будет действовать хладнокровно.
Сев в машину, Светлана посмотрела в зеркало заднего вида: глаза покраснели, тушь текла. «Старуха», прошептала она, «три года терпела». Она не пошла на работу, позвонила заместителю, сказала, что плохо себя чувствует, и направилась в маленькую кофейню на окраине, где могла придумывать план.
Вечером она вернулась домой, с пакетами продуктов, с привычной улыбкой, скрывающей усталость. Я встретил её в прихожей, потянулся к губам. Она почти оттолкнулась, но всётаки прижала щёку к моей, вдыхая запах дорогого парфюма, который сама покупала.
Устала? спросил я, беря её пакеты. Ужин готов: паста с морепродуктами, как ты любишь.
Спасибо, милый, её голос слегка хрипел, но был ровным. Голова раскалывается, в офисе дурдом.
За столом я наливал вино, накладывал салат, но в голове слышал свой внутренний монолог: «Вредность мне надо платить». Я пытался скрыть свой страх за улыбкой.
Игорь, начала она, вращая бокал, я сегодня много думала о нас.
Я напрягся, но заметил в её взгляде страх.
О чём именно, зайка?
О доме в «Серебряном бору». Помнишь, как говорили?
Мой взгляд стал холодным, в глазах вспыхнула хищная искра, которую я быстро спрятал за маской умиления.
Память не подводит, но мне от тебя ничего не нужно. Главное мы вместе.
Я слышал её мысли: «Лжец». Я попытался смягчить разговор.
Я понимаю, кивнула она. Хочу сделать чтото значимое. Перепишу дом на тебя.
Я чуть не уронил вилку, но собрался.
Лен, это серьёзный шаг Ты уверена? Может, не стоит спешить?
Уверена. Ты мой муж, моя опора. А твоя мама? Пригласим её на обед, обсудим детали. Хочу, чтоб она знала, как я тебя ценю.
Мама? я осветился. Конечно, будет счастлива! Она всегда говорит: «Какая Леночка мудрая женщина».
Светлана опустила глаза, скрывая злую улыбку.
Хорошо, пусть приедет в субботу. Я приготовлю чтонибудь особенное.
Следующие три дня превратились в изощрённую пытку: я спал рядом, слышал её шепот, но цель давала силы. Я уже консультировался с юристом, зная, что делать.
В субботу пришла Тамара Петровна, моя мать, в блестящей блузке с рюшами и массивной брошью. Она сияла излишней доброжелательностью.
Леночка, деточка, как ты похудела! воскликнула она, осматривая меня. Работаешь много, не жалеешь себя. Игорь говорит, ты нас чемто порадовать хочешь?
Я пригласил гостей к столу, где стояли запечённая утка, икра, дорогие вина. Я нервничал, ожидая момента, когда тема недвижимости всплывёт.
Когда разлили вино, я постучал вилкой по бокалу, требуя внимания.
Дорогие мои, начал я торжественно. Я собрал вас не просто так. У меня есть дом в «Серебряном бору», и мы с Игорем обсуждали его передачу.
Да, Леночка, очень мудро, поддержала мать. Мужчина должен чувствовать себя хозяином, это укрепляет брак.
Совершенно согласна, кивнула я. Поэтому я уже встретилась с нотариусом.
Я шагнул вперёд, глаза блеснули жадностью.
И? выдохнула я.
Я поняла одну важную вещь, сделала я паузу. В наше нестабильное время нельзя класть все яйца в одну корзину, поэтому я решила не просто переписать дом, а действовать дальновидно.
Как это? спросил я, улыбка сползла.
Я продала дом сегодня утром. Сделка закрыта, деньги уже переведены, объявила я.
Тишина в комнате была гнетущей. Тамара Петровна открыла рот, потом закрыла.
Продала? переспросил я, голос спотыкался. Но без меня? Мы же договаривались
Я сказала, что займусь документами, невинно хлопнула я ресницами. Появился выгодный покупатель, предложил двойную цену, но требовал незамедлительно закрыть. Я не могла упустить шанс.
И где деньги? спросила мать, забыв о своей роли любящей свекрови.
О, деньги! я широко улыбнулась. Я перевела их в фонд поддержки женщин, пострадавших от домашнего насилия. Всё, без остатка!
Стеклянный бокал разбился, я вскочила, опрокинув стул, вино разлилось по скатерти, как кровавое пятно.
Ты что, сошла с ума?! крикнул я, лицо искажённое от ярости. Какой фонд? Это мои деньги! Мой дом! Ты обещала!
Твои? ответила я, лицо стало каменным. С каких пор имущество моего отца стало твоим, Игорь?
Игорь, это шутка? просипела мать, схватив себя за сердце. Скажи, что ты шутишь!
С семьей так бы не поступила, спокойно сказала я. А с паразитами без колебаний.
Я увидела в его глазах, что он понял: я слышала, как он называл меня «старухой», «терплю» ради дачи. Он с мамой обсуждал, как продаст имущество, как свалит меня.
Тамара Петровна побледнела, села в кресло, пытаясь стать незаметной. Игорь замер, не зная, что сказать.
Значит, так, сказала я, вставая. Цирк окончен. Я не продавала дом и не переводила деньги в фонд. Это была проверка, и вы оба провалились. Вы показали своё истинное нутро: гнилое и жадное.
Стерва! вопила мать. Ты издевалась над нами! Ты ему жизнь обязана!
Вон, прошептала я.
Что? не понял Игорь.
Вон из моего дома. Оба сразу.
Это и мой дом тоже! бросился он. Я прописан! Мы в браке! Буду делить имущество!
Делить? усмехнулась я. Квартира куплена до брака, машина на фирму. Твои тут только трусы и носки. Прописку я выпишу через суд. Если не уйдёте сейчас, я выложу в сеть запись вашего разговора. У меня в прихожей стоит камера с микрофоном, установленная для безопасности. Ваши нынешние работодатели и будущие пассии услышат, какой ты «любящий» человек.
Это был блеф. Камеры не было, но страх публичного позора оказался сильнее жадности.
Собирайтесь, мам, буркнул я, не глядя на жену.
Но Игорь! Мы так просто уйдём? вопрошала мать.
Уйдём, мам! Пойдём!
Вещи заберёшь потом, когда меня не будет дома, бросила я им вслед. И оставь ключи консьержу, чтобы дух ваш тут не задерживался.
Они ушли, бросая проклятия, я стоял в дверях, скрестив руки, наблюдая, как из моей жизни уходит грязь.
Когда дверь за ними захлопнулась, я подошёл к столу, наливая себе бокал сухого вина. Руки слегка дрожали, но это был не страх, а прилив адреналина.
Я сделал глоток, подошёл к окну и увидел, как из подъезда выходят две фигурки: одна в ярком пальто, другая мужчина, сутулящийся, спорят, размахивая руками.
Я допил вино и, смеясь, сказал своему отражению в тёмном стекле:
Старуха, говоришь? Ну что ж, эта старуха только что сэкономила миллион рублей и кучу нервов. Жизнь только начинается, Игорь. Только начинается.
На следующий день я подал на развод. Процесс прошёл быстро: Игорь пытался отстоять даже кофемашину, но брачный договор, который я заставил его подписать три года назад, и опытные адвокаты лишили его шансов.
Я поменяла замки, отремонтировала спальню, выбросила старую кровать и поехала в свой дом в «Серебряном бору». Одна, сидела на террасе, пила мятный чай, слушала пение птиц. Мне было спокойно, я знала, что больше никому не позволю себя использовать. Если любовь вновь зайдёт в мою жизнь, то будет равной, а не сделкой, замаскированной под романтику.
