Мне двадцать девять, и вот уже пять лет я замужем за Иваном. У нас двое детей — старший Степан ходит в школу, а младшая, крошка Ульяна, только-только научилась ходить. В садик её пока не отдаём — стоит выйти на улицу, как тут же подхватывает простуду, и мы неделями не вылезаем из больничных. Вот и решили с мужем: пусть окрепнет дома, а пока — мама рядом.
А дом, как водится, сам не приберётся, борщ не сварится, да и дети без присмотра — будто цыганский табор. День мой — как карусель: плита, пелёнки, игрушки, слёзы, уроки. Всё по кругу. К вечеру ноги ноют, словно целый день месила глину на кирпичном заводе.
Но маме моей, Аграфене Петровне, до этого дела нет.
Будто и нет у меня своих забот, будто дети сами себя вырастят. Звонит каждый божий день — и сразу в бой:
— Опять на диване валяешься?
— В своей интернетике копаешься?
— Когда ко мне приедешь?
— Кухня у меня как свинарник — ты хоть раз тряпку в руки брала?
— Хоть бы продукты привезла, а?
Живёт она в другом конце Москвы — через полгорода тащиться, да ещё с двумя малышами на руках. Пока доеду, пока выслушаю, какая я «лодырь», пока за неё всё сделаю — уже ночь. А кто у меня уберёт? Кто детей накормит?
Пробовала объяснить, что сил нет, что еле ноги волочу. В ответ — слезы, упрёки:
— Эгоистка!
— Мать родную бросила, как последнюю тётку!
— У других старухи как сыр в масле катаются, а ты что?
А где её помощь-то? С рождения внуков ни разу не пришла просто посидеть, поиграть. Ни разу не сказала:
— Дочка, приляг, я с ними повожусь.
Помню, как из роддома вернулась — она пришла, будто на званый ужин. Не с кастрюлькой куриного бульона, а с пустыми руками. Я еле на ногах стою, швы болят, а она на диване восседает:
— Ну что, на стол будешь накрывать? Мне ведь неудобно в твоём холодильнике шарить.
Поплелась я тогда на кухню, сквозь боль, лишь бы не слышать потом:
— Безобразие! Хозяйка никудышная!
А после ещё и придиралась:
— Суп как дегтем пахнет.
— Пересолила, есть невозможно.
— Где хоть салфетки красивые?
С тех пор — тишина. Не приходит, не спрашивает. Только звонит — чтобы отчитать. Требует, чтобы каждый день к ней мчалась, полы мыла, кастрюли чистила. Да где ж столько сил взять? Я же не из стали сделана.
Три недели назад не выдержала — накричала, высказала всё, что копилось годами. С тех пор она молчит. И я — тоже.
И знаете что? Я счастлива.
Впервые за много лет дышу свободно. Сплю спокойно. Телефон больше не трясётся в руках при каждом звонке. Не корю себя за то, что живу — не для неё, а для своей семьи.
Эх, знала бы раньше, что так легко станет — поругалась бы ещё в прошлом году.
Я больше не стану выпрашивать любовь у того, кто меня не уважает. Это не забота — это цепь и кандалы.
Теперь я твёрдо знаю: мне не нужно доказывать, что я достойная дочь. Я — хорошая мать, верная жена, да и просто человек. А если она этого не видит — пусть пеняет на себя.
Пусть живёт, как хочет. Меня ждёт мой дом. Мои дети. Моя жизнь. А это — главное.