Мамино утро в 5:30
В прошлую субботу мы с моим мужем, Иваном, вскочили в 5:30 утра, будто нас водой окатили. А всё из-за моей драгоценной мамы, Людмилы Степановны, которая двадцать лет крутилась на заработках в Чехии и Австрии, а теперь, вернувшись домой, стала настоящим будильником, который звенит прямо в уши в 5:30 утра в выходной! Это время, когда все порядочные люди дрыхнут, мечтая о законном отдыхе, а мы с Ваней носится по квартире, потому что мама решила, что утро — идеальный момент для уборки, щей и долгих разговоров. Я её обожаю, конечно, но иногда так хочется занырнуть под одеяло и прикинуться, что не слышу её бодрого: “Ангелина, подъём, полдня уже прошло!”
Моя мама — это стихия. Двадцать лет она трудилась за границей, чтобы поднять нас с сестрой. Пока мы росли, она мыла полы в пражских конторах, ухаживала за австрийскими пенсионерками, присылала нам рубли на учёбу и обновки. Я всегда ею гордилась, хоть и тосковала жутко. Год назад она вернулась — с чемоданом баек, привычкой вставать с первыми лучами и запасом, энергии, которого хватило бы на целый стройотряд. Мы с Иваном предложили ей жить с нами, в нашей трёшке, чтобы она наконец расслабилась. Но отдых для Людмилы Степановны — это, кажется, сказка. Она отдыхает, только когда спит, а спит она, похоже, пару часов за ночь.
В ту субботу я мечтала выспаться. Неделя была адской, хотелось поваляться, потягивать кофе в тишине, глянуть кино. Но в 5:30 утра я услышала грохот на кухне, а потом мамин голос: “Ангелина, Ваня, подъём! Тесто на ватрушки замесила, давайте помогать!” Я приоткрыла один глаз, глянула на Ваню — он лежал, уткнувшись в подушку, и хрипел: “Лина, твоя мама нас прикончит”. Я прошептала в ответ: “Держись, это же моя мама”. Но внутри уже готовилась к очередному маминому штурму.
Мы спустились на кухню — там был полный разброд. Мама, в своём клетчатом фартуке, месила тесто, на плите бурлили щи, а на столе красовалась миска с грибами для начинки. “Мам, — говорю, — зачем так рано? Можно ведь к обеду ватрушки печь!” А она, не отрываясь от теста: “Ангелина, утро — самое драгоценное время! Пока вы дрыхнете, жизнь идёт!” Жизнь? В 5:30? Ваня, пытаясь быть тактичным, предложил: “Людмила Степановна, может, я кофе сварю?” Но мама лишь махнула рукой: “Кофе потом, Ваня, грибы резать умеешь?” Мой бедный муж, который в жизни грибы только в супе видел, покорно взял нож.
Я обожаю мамину энергию, но порой она меня выжимает. Она не просто готовит — она устраивает кухонную мобилизацию. За час мы с ней нарубили ведро грибов, замесили ещё одну порцию теста и нажарили котлет, потому что “щи без котлет — не щи”. Ваня попытался сбежать под предлогом “проверить почту”, но мама его перехватила: “Ваня, помой кастрюлю, а то Ангелина не управится!” Я взглянула на мужа с жалостью — он явно жалел, что не остался в постели.
Пока мы работали, мама сыпала историями из своей жизни за границей. Как она учила чешский, чтобы ругаться с начальством, как в Австрии пекла пироги для соседей, как скучала по нам. Я слушала и чувствовала тепло, но в то же время думала: “Мам, ну нельзя же просто поспать подольше?” Я попыталась намекнуть: “Может, в следующую субботу поспим до девяти?” Но она только рассмеялась: “Ангелина, в девять утра уже обед скоро!” Обед? Да мы ещё и глаза толком не открыли!
К двум часам кухня сверкала, ватрушки румянились, щи ароматно дымились, а мы с Ваней выглядели, как после…А потом мама поставила перед нами тарелки с дымящимися щами и сказала: “Ну что, мои сонные медвежата, теперь понимаете, почему я будила вас так рано?”
