Ужин стал роковым
— Ты что, с ума сошёл окончательно? — Тамара швырнула салфетку, едва не опрокинув бокал. — Пригласить её сюда, в наш же дом!
— Тома, успокойся, — Николай нервно поправил галстук. — Ничего особенного. Просто рабочий разговор.
— Рабочий? — голос её взвизгнул. — За полночь? Со свечами и шампанским?
— Мы новый проект согласовывали…
— Какой ещё проект, Коля? С этой… с этой Светланой Николаевной?
Николай отвел взгляд. На столе всё ещё стояли тарелки — он ведь старался, готовил пельмени, хотел порадовать супругу. И всё прахом пошло из-за одного звонка.
Тамара всталасилась расхаживать по кухне. Сорок три, а всё ещё молодая. Стройная, ухоженная, никогда не запускала себя. Николай гордился женой перед друзьями.
— Слушай сюда, — она замерла перед ним, упёршись руками в бока. — Я не дура, хоть ты, видать, так решил. Эта девчонка звонит без конца, ты на работе ночуешь, а домой приходишь в её духах.
— Том, ты всё приумножаешь…
— Приумножаю? — она выхватила из кармана телефон. — А это что? Пятнадцать пропущенных за сутки!
Николай побледнел. Забыл, что Тамара видит вызовы через общий профиль.
— По делу звонила…
— По делу! — Тамара горько фыркнула. — В выходные, среди ночи! Какое такое срочное дело?
Николай молча крутил вилку. Двадцать два года брака, а он никогда не видел жену в таком исступлении. Даже когда деньги были туго, когда мать её болела, Тамара держалась стойко. Теперь же она срывалась.
— Коля, — голос её стал тише, но защемил сердце, — я же всё вижу. Ты в нее влюбился.
— Нет, — покачал он головой, и самому звучало фальшиво.
— Не лги! Себе не лги! Двадцать два года бок о бок, думаешь, не замечу? Ты весь светишься, когда звонит. Глаза горят перед работой. А дома…
Тамара не договорила, но Николай понял. Дома он хмурился, раздражался. Дом стал казаться скучным рядом с офисом, где была Светлана.
— Том, давай мирно, — попросил он.
— О чём? — она опустилась напротив. — О том, как ты изменился? О том, что я для тебя невидимка? О том, что настоящих слов у нас уже месяц нет?
Николай пристально посмотрел на жену. Когда он в последний искренне спросил о её дела? Все мысли были заняты Светланой.
— Молодая? — тихо спросила Тамара.
— Какое дело?
— Сколько ей, Коля?
— Двадцать восемь.
Тамара кивнула, будто худшее подтвердилось.
— Ясно. А мне сорок три. Старухой стала.
— Чушь порешь.
— Чушь? — она подошла к прихожему зеркалу. — Взгляни, Коля. Морщинки у глаз, седина, которую прячу. А она молода, красива, без детей, без груза.
— У нас ведь тоже нет, — напомнил Николай.
— Нет, — согласилась Тамара. — Моя вина. Не смогла родить.
— Том, не надо так…
— Надо! Пора высказать! Пятнадцать лет вину ношу. Увижу ребёнка — думаю, вдруг Коля меня за это винит? Вдруг он уйти хочет к той, что родит?
Николай шагнул вперёд, чтобы обнять, но она отпрянула.
— Не нужно. Скажи честно: любишь её?
Повисла тишина. Николай смотрел в пол. Тикали настенные часы, купленные когда-то на третье лето совместной жизни.
— Не знаю, — выдавил он.
— Не знаешь или страшно признаться?
— Том, всё запутано…
— А мне ясно, — она села за стол, сложив руки. — Либо я, либо она. Третьего не дано.
Николай опустился рядом. Мысли путались. С одной стороны — жена, прожитая жизнь, её поддержка при открытии дела. С другой — Светлана, ворвавшаяся полгода назад и всё перевернувшая.
— А что чувствуешь, когда она рядом? — допытывалась Тамара. — Что с тобой?
— Я… я снова молодой, — признал он. — Будто мне двадцать пять.
— А со мной?
— С тобой я чувствую себя просто мужем.
— И это плохо?
— Нет. Но… обыденно.
Тамара кивнула, словно главный ответ получила.
— Значит, я обуза.
— Не обуза. Ты прекрасная жена, Том. Лучшая.
— Но не любимая.
Николай
За дверью он долго стоял в подъезде, прижавшись лбом к холодной стене, не зная, куда теперь идти, а главное — зачем, чувствуя на плечах невыносимую тяжесть утраченных лет.
Ужин, который стал началом нового пути
