– Ты совсем с ума сошёл? – Светлана бросила салфетку на стол, едва не опрокинув бокал вина. – Пригласить *её* сюда, в наш дом!
– Света, успокойся, – Сергей с досадой поправил галстук. – Ничего особенного. Обычный деловой разговор.
– Деловой? – Её голос взвился, стал пронзительным. – В десять вечера? При свечах и шампанском?
– Обсуждали новый заказ…
– Какой заказ, Серёжа? Какой заказ с этой… с этой Алёной?
Сергей отвел взгляд. На столе всё еще стояли тарелки – он старался, готовя бефстроганов, хотел порадовать жену. Теперь всё полетело в тартарары из-за неосторожного звонка.
Светлана встала, начала нервно ходить по кухне. Сорок три, а выглядела моложе. Стройная, ухоженная, всегда за собой следила. Сергей часто говорил, что ему сказочно повезло.
– Слушай внимательно, – она уперла руки в бока, встав напротив мужа. – Я не дура, хоть ты считаешь меня за такую. Она звонит ежедневно, ты пропадаешь на работе, приходишь домой с запахом её духов.
– Свет, ты преувеличиваешь…
– Преувеличиваю? – Мгновение – и её рука с телефоном была перед ним. – Это что? Пятнадцать пропущенных звонков от неё за сегодня!
Сергей побледнел. Он забыл, что Светлана видит уведомления через общий аккаунт.
– По работе звонила…
– По работе! – Она горько засмеялась. – В субботу, в воскресенье, в полночь! Какая у вас сверхсрочная работа?!
Он молчал, крутя в руках вилку. Двадцать два года брака – и он никогда не видел её такой. Даже при безденежье, когда болел её отец, Светлана держалась стойко. Теперь женщина была на грани.
– Сергей, – голос её дрогнул от сдерживаемой боли, – я всё вижу. Ты влюбился.
– Нет, – покачал он головой, но даже сам не поверил.
– Не врать! Не обманывать себя! Двадцать два года бок о бок! Думаешь, не замечаю? Ты оживаешь при её звонках. Загораешься, собираясь на работу. А возвращаешься домой…
Она не договорила, но Сергей понял. Дом казался ему скучным рядом с офисом, где сидела Алёна.
– Света, давай без крика, – попросил он.
– О чём? – она рухнула на стул. – О том, как изменился? О том, что забыл меня видеть? О том, что мы уже месяц и дня не поговорили по душам?
Сергей внимательно взглянул на жену. Когда он последний раз спрашивал о её делах? Его мысли были заняты Алёной.
– Она молодая? – чуть слышно спросила Светлана.
– При чём тут…
– Сколько ей, Сергей?
– Двадцать семь.
Она кивнула, будто услышала приговор.
– Понятно. Мне – сорок три. Состарилась для тебя.
– Не говори глупости.
– Глупости? – Подошла к прихожему зеркалу. – Посмотри. Морщинки у глаз. Седина, которую скрываю. А она – молодая, красивая, без детей, без тягот.
– У нас нет детей, – напомнил он.
– Да, – согласилась она. – Моя вина. Не смогла родить.
– Свет, не надо…
– Надо! Я винила себя пятнадцать лет! Каждый раз, глядя на чужих детей, думала: а вдруг Сергей меня за это презирает? А вдруг уйти хочет к той, что родит?
Он шагнул обнять, но она отшатнулась.
– Не подходи. Скажи честно: любишь её?
Повисла гнетущая тишина. Сергей уставился в пол. На кухне тикали старые часы, купленные через три года после свадьбы.
– Не знаю, – выдохнул он.
– Не знаешь или боишься признаться?
– Всё не так просто…
– Для меня просто, – она села, сплела на столе пальцы. – Либо я, либо она. Третьего не дано.
Сергей опустился рядом. В голове – каша. Жена, с которой прожил лучшие годы. Которая верила, когда он открывал дело. И Алёна, ворвавшаяся полгода назад, перевернув всё верх дном.
– А что чувствуешь рядом с ней? – продолжала Светлана. – Что с тобой происходит?
– Я… ощущаю себя молодым, – признался он. – Будто мне снова двадцать пять.
– А со мной?
– С тобой я чувствую себя мужем.
– Плохо?
– Нет. Но… скучно.
Она кивнула, будто услышала главное.
– Значит, я стала обузой.
– Не обузой. Ты – замечательная жена. Лучшая.
– Но нелюбимая.
Сергей промолчал. Что скажешь? Что уважаешь, ценишь, но сердце стучит, когда звонит Алёна?
– Знаешь, – Светлана встала, начала убирать со стола, – я тебя понимаю.
Он завел машину, глядя на родной подъезд, где в окне первого этажа мелькнула знакомая тень, и вдруг осознал с ледяной ясностью, что хлопнувшая дверь его старой жизни заглушила все обещания свободы, оставив лишь гулкое, нестерпимое одиночество.