Мне сорок два. И я наотрез отказываюсь пускать родителей в свой дом.
Меня зовут Светлана. Мне сорок два года. У меня крепкая семья — муж и двое прекрасных детей. Мы живём за границей, в Германии, куда уехали пятнадцать лет назад. Тогда это был осознанный выбор — вырваться из нищеты, начать жизнь заново, дать детям будущее, о котором мы сами могли только мечтать.
Родом мы из глухого села в Смоленской области. После свадьбы ютились то у моих родителей, то у его. Через три года стало ясно: если хотим дышать свободно, надо бежать. И мы сбежали.
Первые годы были адом. Работали за гроши, копили каждую копейку. Я сидела с чужими детьми, муж разгружал вагоны. Снимали крохотную комнатушку на окраине Берлина. Но держались вместе. Вместе верили, вместе поднимались. Через несколько лет родился сын, потом дочь. К тому времени у нас уже были вид на жительство, своя квартира в ипотеку и работа, которая позволяла не просто выживать, а жить.
Дети ходят в школу, занимаются спортом, растут в тепле и заботе. Мы не миллионеры, но нам хватает. Ни у кого не просим помощи. Всего добились сами.
И вот — звонки от родителей. Мать с отцом остались в деревне. За все эти годы ни разу не приехали, не прислали детям ни открытки, ни рубля. Я высылала деньги, когда могла. Покупала лекарства, отправляла посылки. В ответ — только упрёки: «Вы там, в Германии, купаетесь в золоте, а мы тут с голоду пухнем!»
А потом прозвучало то, что переполнило чашу. Мать заявила: «Переезжаем к вам. Здесь нам делать нечего. У вас тепло, еда, внуки рядом.» И добавила, что переезд, разумеется, за наш счёт — и жить они будут с нами.
У меня земля ушла из-под ног. Это не просьба. Это ультиматум.
Они даже не спросили: удобно ли нам? Потянем ли мы это? Есть ли у нас лишняя комната? Нет. Просто объявили: «Теперь ваша очередь о нас заботиться.» Но никто не спросил, заботился ли кто-то обо мне?
Когда я болела — мать не приехала. Когда мы с мужем голодали в первые месяцы в Германии — она не прислала даже пачки чая. Когда рождались дети — от бабушки не было ни ползунков, ни погремушки. И теперь я должна разрушить свой покой, свой дом, свою семью — ради тех, кто когда-то отвернулся от меня?
Я не бессердечная. Я помогаю — и деньгами, и делами. Но я не позволю, чтобы мои дети росли в вечном напряжении, слушая бесконечные нравоучения. Не хочу, чтобы муж сбегал из дома, лишь бы не слышать, как тёща пилит его за каждый шаг.
Почему мои дети должны ютиться в одной комнате, потому что бабушке «тесно»? Почему мой муж должен терпеть, когда его считают обязанным «водить, кормить, убирать»?
Почему мы все должны стать прислугой только потому, что кто-то решил устроить себе комфортную старость?
Знаю, найдутся те, кто скажет: «Они же дали тебе жизнь!» Но разве родительство — это только биология?
В детстве у меня не было праздников. На дни рождения — ни тортов, ни подарков. Одежду мне покупали на барахолке, обувь — раз в два года. Никто не брал меня в отпуск. Меня не любили — меня терпели.
Да, они меня вырастили. Но я выросла не благодаря, а вопреки.
Теперь мне твердят, что я обязана. Обязана «обеспечить им достойную старость». Но разве я украла у них молодость? Я не готова жертвовать спокойствием своих детей. Не готова платить за чужие ошибки.
Пусть это прозвучит жестоко — но я выбираю своих детей. Выбираю мужа. Выбираю наш дом, где есть свет, смех и любовь. Где нет страха, упрёков и груза прошлого.
Я не отказываюсь помогать родителям. Но не позволю им разрушить мою жизнь. Ни под предлогом долга, ни под маской «семейных уз». Моим детям ещё жить. И их жизнь не станет разменной монетой.
