В 65 я поняла: самое страшное — не одиночество, а униженно просить детей позвонить, зная, что ты им в тягость

В шестьдесят пять я поняла, что страшнее одиночества это ждать звонка от детей, зная, что нужна им только тогда, когда что-то понадобится.

Мам, привет, срочно нужна помощь.

Голос сына в трубке звучал так, будто он говорил с надоедливым подчиненным, а не с родной матерью.

Анна Сергеевна замерла с пультом в руке, так и не включив вечерние новости.

Ваня, здравствуй. Что случилось?

Да ничего, Иван нетерпеливо выдохнул. Просто мы с Наташей взяли горящий тур, вылет завтра. А Барсика оставить не с кем. Возьмешь?

Барсик. Огромный, слюнявый сенбернар, который в её скромной «двушке» занимал места больше, чем старый сервант.

Надолго? осторожно спросила Анна, уже зная ответ.

Ну, на неделю. Может, на две. Как пойдет. Мам, ну кто, если не ты? В гостиницы для собак его сдавать это же издевательство. Ты же знаешь, какой он чувствительный.

Анна Сергеевна посмотрела на свой диван, перетянутый новой светлой тканью. Она копила на это полгода, отказывая себе в мелочах. Барсик уничтожит его за пару дней.

Ваня, мне неудобно. Я только ремонт закончила.

Мам, какой ремонт? в его голосе прозвучало раздражение. Обои переклеила?

Барсик воспитанный, просто гуляй с ним. Все, Наташа зовет, чемоданы собирать. Привезем его через час.

Короткие гудки.

Он даже не спросил, как её дела. Не поздравил с днём рождения, который был на прошлой неделе. Шестьдесят пять лет.

Она ждала звонка весь день, приготовила салат «Оливье», надела новое платье. Дети обещали заехать, но так и не появились.

Ваня прислал короткое сообщение: «Мам, с ДР! Завал на работе». Света не написала ничего.

А сегодня «срочно нужна помощь».

Анна Сергеевна медленно опустилась на диван. Дело было не в собаке и не в испорченной обивке.

Дело было в этом унизительном ощущении функциональности. Она бесплатная передержка, экстренная служба, последняя инстанция.

Она вспомнила, как много лет назад, когда дети были маленькими, мечтала, чтобы они выросли самостоятельными.

А теперь поняла: страшнее одиночества ждать звонка, зная, что ты нужна только тогда, когда от тебя что-то требуется.

Умолять об их внимании, выторговывая его ценой собственного достоинства.

Через час раздался звонок. На пороге стоял Ваня, держа за поводок огромного пса. Барсик рванул внутрь, оставляя на чистом полу грязные следы.

Мам, вот корм, вот его игрушки. Гулять три раза в день. Все, мы бежим, а то на рейс опоздаем! он сунул ей поводок, чмокнул в щеку и скрылся.

Анна Сергеевна осталась стоять в прихожей. Барсик деловито обнюхивал ножки кресла.

Из комнаты донесся звук рвущейся ткани.

Она взглянула на телефон. Может, позвонить дочери? Светочка, может, поймет? Но палец замер над экраном.

Света не звонила уже месяц. Наверное, занята. У неё своя жизнь.

И тут Анна Сергеевна впервые не почувствовала обиды. Вместо неё пришло что-то другое. Холодное, ясное понимание.

Хватит.

Утро началось с того, что Барсик, желая проявить любовь, запрыгнул на кровать и оставил на белоснежной простыне два грязных следа.

Диван в гостиной был разодран в трёх местах, а фикус, который она растила годы, валялся на полу с обкусанными листьями.

Анна Сергеевна налила себе валерьянки прямо из пузырька и набрала Вани.

Мам, что? У нас всё отлично, море супер!

Ваня, насчет собаки. Он разносит квартиру.

В смысле? удивился он. Он никогда ничего не портил. Может, ты его запираешь? Ему нужна свобода. Мам, ну не начинай, а? Мы только прилетели. Просто погуляй с ним подольше.

Я гуляла два часа! Он тянет так, что я чуть не упала. Ваня, забери его.

Пауза. Потом голос Вани стал жёстким.

Мам, ты серьезно? Мы на другом конце света. Ты сама согласилась. Или хочешь, чтобы мы бросили отпуск из-за твоих капризов? Это эгоизм.

Слово «эгоизм» ударило, как пощечина. Она, всю жизнь жившая для них, эгоистка.

Я не капризничаю

Все, мам, Наташа принесла коктейли. Развлекай Барсика. Уверен, вы подружитесь.

Гудки.

Руки Анны Сергеевны дрожали. Она решила позвонить Свете.

Свет, привет.

Мам, что-то срочное? Я на совещании.

Да. Ваня оставил мне собаку. Она портит всё.

Мам, ну он же попросил. Что тебе, сложно помочь брату? Мы семья. Ну порвал диван купите новый. Ваня потом отдаст.

Света, дело не в диване!

А как он должен был? На коленях умолять? Мам, прекрати. У тебя куча времени. Побудь с собачкой.

Разговор окончен.

Анна Сергеевна положила телефон.

Семья. Какое странное слово.

Вечером соседка снизу, злая, как фурия, постучала в дверь.

Анна! Ваша собака воет три часа! Ребёнок не может уснуть!

Барсик, стоявший за спиной, радостно гавкнул.

Анна Сергеевна закрыла дверь. Посмотрела на пса, на разодранный диван, на телефон.

Внутри росло глухое раздражение.

Она всегда пыталась решить всё по-хорошему. Но её слова разбивались о стену равнодушия.

Она взяла поводок.

Пойдем, Барсик.

Они шли по парку. Барсик рвался вперёд, вырывая поводок.

Навстречу шла её бывшая коллега, Людмила. Яркий шарф, смеющиеся глаза.

Ань, привет! С внуком? кивнула она на Барсика.

Сына собака.

А, понятно! рассмеялась Людмила. Ты у нас вечная палочка-выручалочка. А я, представляешь, в Италию лечу! На танцы записалась. Муж сказал: «Лети, заслужила». А ты когда отдыхала?

Вопрос повис в воздухе. Анна не помни

Rate article
В 65 я поняла: самое страшное — не одиночество, а униженно просить детей позвонить, зная, что ты им в тягость