В шестьдесят девять лет я понял: самое страшное враньё когда дети говорят «мы тебя любим», а на самом деле им нужна только твоя пенсия и квартира.
«Мама, мы тут подумали», осторожно начал мой сын Игорь, едва переступив порог. Его жена, Светлана, стояла сзади и кивала, будто подтверждая каждое его мудрое слово.
Она принесла в прихожую запах дорогих духов и приторный шлейф тревоги.
«Ну вот, начинается», пробормотал я, закрывая дверь. «Когда вы двое «думаете», это всегда кончается плохо».
Игорь сделал вид, что не расслышал. Прошёл в зал, осматривая мебель, будто оценивал её стоимость. Светлана суетилась вокруг диванной подушки той, что только что переложила специально и аккуратно поставила её на место.
«Мы волнуемся за тебя», заявила она с фальшивой заботой. «Ты одна. А в твоём возрасте всякое может случиться».
Я опустился в любимое кресло, ощущая под пальцами потрёпанную, знакомую ткань. Я знал это кресло лучше, чем собственных детей.
«Например?» спросил я. «Повышенное давление от вашей «заботы»?»
«Ну, мам, не начинай опять», поморщился Игорь. «Это же отличная идея. Продаём твою квартиру и нашу однушку, берём небольшой кредит и покупаем просторный дом за городом! С садом! Ты будешь рядом с внуками, дышать свежим воздухом».
Он говорил так, будто предлагал мне билет в рай. Глаза Светланы сияли наигранной искренностью. Хорошая была актриса.
Я смотрел на них на их лица, на их отработанные жесты. В их глазах читалась жадность риелторов, учуявших сделку жизни. Ни тепла. Ни честности.
И тут я всё понял. Самое жестокое враньё когда твои дети говорят «мы тебя любим», а на самом деле им нужна твоя пенсия и квартира.
Это была не печаль. Проще: всё встало на свои места.
«Дом, говоришь», тихо сказал я. «А на чьё имя он будет записан?»
«Ну, на наше, конечно», выпалила Светлана и тут же прикусила язык. Игорь бросил на неё убийственный взгляд.
«Чтобы тебе не пришлось возиться с бумагами, мам», поспешно добавил он. «Мы всё сами сделаем».
Я медленно кивнул, поднялся и подошёл к окну. За ним спешили люди, поглощённые своими заботами. А я стоял здесь перед выбором: сдаться или начать войну.
«Знаете что, дети», сказал я, не оборачиваясь. «Интересная идея. Я подумаю».
За моей спиной раздался вздох облегчения. Они думали, что победили.
«Конечно, мама, не спеши», слащаво добавила Светлана.
«Только думать я буду здесь. В своей квартире», резко обернулся я. «А вам пора идти. Уверен, у вас много дел. Кредиты считать. Планы дома изучать».
Я посмотрел им прямо в глаза и их улыбки начали таять. Они поняли: это не конец. Это только начало.
С того дня началась «осада». Ежедневные звонки, тщательно спланированные.
Утром звонил Игорь сухо, по делу:
«Мам, нашёл отличный участок! Сосны кругом, рядом речка! Представь, как внуки будут дышать свежим воздухом!»
Днём сладкоголосая Светлана:
«Мы тебе отдельную комнату сделаем, мам! С видом на сад. Свою ванную! Перевезём твоё кресло и фикус. Всё, как ты любишь!»
Они били по слабым местам: внуки, одиночество, здоровье. Каждый звонок был спектаклем, где я играл старика, которого «спасают».
Я слушал, кивал и говорил, что ещё думаю. А сам действовал.
Моя подруга Люда раньше работала у нотариуса. Один звонок и вот я у неё, разбираю все варианты.
«Николай Иванович, главное не подписывай дарственную», предупредила она. «Вышвырнут без разговоров. Разве что ренту оформить. Но они не согласятся. Им нужно всё. И сразу».
Её слова закалили меня. Я не жертва. Я выживший. И сдаваться не собираюсь.
Кульминация настала в субботу. Раздался звонок. На пороге стояли Игорь и Светлана а с ними мужчина в костюме, с папкой в руках.
«Мама, это Сергей, риелтор», бодро сказал Игорь. «Он просто оценит наше имущество».
Человек вошёл, осматривая квартиру, как стервятник. Стены, потолок, пол. Он видел не дом квадратные метры. Товар.
Во мне что-то сломалось.
«Что оценивать?» резко спросил я.
«Квартиру, мам. Чтобы понимать, с чего начинать», ответил Игорь, уже открывая дверь в мою комнату. «Проходи, Сергей».
Риелтор сделал шаг, но я преградил ему дорогу.
«Вон», тихо сказал я. Так тихо, что они все замерли.
«Мам, ты чего?» пробормотал Игорь.
«Я сказал вон. Оба». Мой взгляд упёрся в Светлану, прижавшуюся к стене. «И передай мужу: если ещё раз приведёт чужого в мой дом без спроса вызову милицию. И заявлю о попытке мошенничества».
Риелтор, почуяв неладное, первым ретировался.
«Я я вам перезвоню», пробормотал он, исчезая в подъезде.
Игорь смотрел на меня взглядом, в котором не осталось ничего от «любящего сына».
«Ты совсем рехнулся, старый дур»
«Ещё нет», перебил я. «Но ты стараешься. А теперь марш. Мне нужно отдохнуть. От вашей «любви»».
Наступила неделя тишины. Ни звонков, ни визитов. Я знал: это не конец. Они перегруппировывались.
В следующую пятницу позвонила Светлана, голос её сочился покаянием.
«Николай Иванович, простите нас, мы были глупыми. Давайте выпьем кофе. Как раньше. Обещаю ни слова про квартиру. Просто по-семейному».
Я знал, что это ловушка. Но пошёл.
Они ждали меня за столиком в углу. Посередине стоял нетронутый десерт. Игорь выглядел подавленным, Светлана держала его за руку.
«Пап, прости меня», прошептал он. «Я был не прав. Давай забудем».
Но за его опущенными глазами я видел только нетерпение.
«Я тоже подумал», спокойно сказа
