В свои семьдесят я осознала: самое страшное не пустота в стенах, а дом, где люди тебе чужие.
— Опять не тот хлеб принесла, — голос невестки Светланы резанул, когда я раскладывала покупки. — Я же говорила без кунжута. В который раз повторять?
Она взяла буханку, повертела в руках, будто изучала ядовитый гриб.
— Светочка, запамятовала. Прости.
— Вечно у вас путаница, Антонина Сергеевна. У Максимки аллергия может быть!
Бросила хлеб на стол с видом царицы, которая милостиво оставляет подаяние.
В горле застрял ком. Внуку Максиму семь лет — на обычный хлеб у него никогда не было аллергии.
В кухню заглянул сын.
— Мам, мой серый свитер не видела?
— Видела, Витенька. В стирке, я…
— Зачем?! — перебил. — Я его сегодня надеть хотел! Ну мам!
Он скрылся, оставив после себя это «ну мам», которое стало больнее пощечины.
Моя комната — единственное тихое место в этом доме, который когда-то был уютным, а теперь гудел, как рынок в час пик. Крики, телевизор, хлопающие двери. Шумно. Людно. И безумно одиноко.
Сама того не заметив, я поняла правду: самое страшное не пустота, а дом, полный людей, которым ты мебель.
Вечером попыталась заговорить с Витей. Он уткнулся в телефон, хмурился.
— Сынок, может, поговорим?
— Мам, я занят, не видишь?
— Да я просто…
— Потом, ладно?
«Потом» никогда не наступало. У них своя жизнь, а я — как старый шкаф: стоит и мешает.
В дверь постучал Максимка.
— Ба, почитай сказку.
Сердце дрогнуло. Вот он, мой лучик.
— Максим! — появилась Светлана. — Кому сказали не беспокоить бабушку? Иди, у тебя мультики по расписанию.
Вырвала книжку и увела его.
Я осталась одна. В тот момент поняла: так больше нельзя.
Решение вызревало медленно. Окончательно созрело, когда нашла в мусорке почти целую кастрюлю борща — «жирно, мы на диете».
В субботу утром достала с антресолей коробки с вещами покойного мужа. Разложила в гостиной фотографии, книги, началПервой вниз спустилась Светлана — замерла на пороге, словно увидела привидение.