В семьдесят я поняла – страшнее пустого дома лишь дом, полный людей, которым ты не нужна.
— Опять купили не тот хлеб, – голос невестки Лизы резанул по ушам, пока я раскладывала покупки. – Я говорила про бородинский. В пятый раз повторяю.
Она взяла батон, крутанула его в руках, будто это был ядовитый гриб.
— Лиза, прости, забыла. Замоталась.
— Вечно вы замотаны, Валентина Семёновна. А нам это есть. У Максимки может быть аллергия.
Она швырнула хлеб на стол с таким видом, будто сделала мне одолжение, не выкинув его сразу.
Я сглотнула комок в горле. Моему внуку шесть лет, и ни разу у него не было аллергии на обычный хлеб.
В кухню заглянул сын.
— Мам, мой синий свитер не видели?
— Видела, Андрюша. В стирке, я вчера…
— Зачем?! – он даже не дослушал. – Я же хотел его сегодня надеть! Ну мам!
Он ушёл, бросив своё раздражённое «ну мам» – оно стало для меня хуже пощёчины. Я постирала его вещь. Позаботилась. И снова виновата.
Прошла в свою комнату, мимо гостиной, где Лиза уже громко жаловалась подруге по телефону: «Свекровь опять не в себе». Смех в трубке был таким же колючим, как её слова.
Моя комната – единственное тихое место в этом некогда уютном доме. Теперь он гудел, как улей. Разговоры, визг ребёнка, телевизор, хлопанье дверей. Шумно. Людно. И одиноко до тошноты.
Я села на кровать. Всю жизнь боялась одиночества. Боялась, что дети вырастут, разлетятся, и я останусь в пустых комнатах. Какая же я была дура.
Лишь к семидесяти поняла: страшнее пустоты – полный дом людей, которым ты не нужна.
Ты для них – как старая мебель. Вроде есть, но уже не в моде. Подай, принеси, постирай – но только так, как им нужно. Один неверный шаг – и ты мешаешь, раздражаешь, путаешься под ногами.
Вечером я попыталась снова. Сын сидел за ноутбуком, хмурился.
— Андрей, может, поговорим?
— Мам, я работаю, не видишь? – не отрываясь от экрана.
— Я просто…
— Потом, да?
«Потом» никогда не наступало. У них своя жизнь, свои планы. А я – фон. Как старый ковёр или треснувшая ваза. Вроде здесь, но уже не замечают.
В дверь постучали. Максимка.
— Ба, почитай, – протянул книжку.
Сердце на миг ёкнуло. Вот он, мой лучик. Единственный, кому я…
— Макс! – на пороге возникла Лиза. – Кто разрешал тебя отвлекать? Иди, у тебя по расписанию мультики.
Она забрала книгу, увела его за руку.
Я осталась сидеть, глядя на закрытую дверь. В этот момент поняла – больше не могу быть просто фоном.
Решение зрело во мне днями – пока мыла посуду, ходила в магазин, терпела мелкие уколы. Оно окрепло, когда нашла в мусорке почти целую кастрюлю моего борща – «жирно, мы на диете».
Решила начать с малого. Со своего угла.
В субботу утром достала с антресолей коробки с вещами покойного мужа. Его книги, инструменты, старые фото. Разложила на столе в гостиной – хотела сделать уголок памяти.
Первой спустилась Лиза. Замерла на пороге, будто увидела привидение.
— Это ещё что?
— Доброе утро, Лиза. Разбираю вещи.
— Я вижу. Нельзя в своей комнате? Вы весь зал завалили. У нас сегодня гости.
— Это и мой зал, – сказала я тихо, но твёрдо. – И это вещи твоего свекра. Отца Андрея.
Лиза фыркнула, демонстративно ушла на кухню, громко хлопнув дверью. Через десять минут пришёл Андрей.
— Мам, что за бардак? Лиза говорит, ты всё перевернула.
— Хотела повесить портрет отца. Вот здесь.
— Сюда? – он окинул стену взглядом. – Ты с ума сошла? У нас тут стильный ремонт. Лиза зеркало выбрала.
Вот оно. Зеркало. Важнее памяти.
— Андрей, это мой дом.
— Опять за своё! – закатил глаза. – Мы тут живём! Мы ремонт делали!
Ремонт – это поклеенные ими обои в горошек.
— Я хочу, чтобы дом оставался домом, а не выставочным залом.
Вечером был «разговор». Они подошли ко мне вместе, с серьёзными лицами.
— Мам, мы подумали, – начал Андрей. – Дом слишком большой. Коммуналка дорогая, убираться тяжело.
Лиза подхватила:
— Мы же о вас заботимся. Вам будет тяжело одной.
— Куда вы собрались? – спросила я.
— Продать дом, – выпалил сын. – Купим себе квартиру в новостройке. И вам – однушку. Маленькую, уютную.
Я смотрела на них. Они не шутили. Они уже поделили деньги.
— Нет.
— Как «нет»? – опешил Андрей. – Это выгодно всем!
— Я сказала – нет. Дом не продаётся.
В его глазах не было ничего, кроме досады. Маска любящей семьи спала.
Моё «нет» повисло в воздухе. Андрей покраснел, Лиза побледнела.
— Ты не поняла, – прошипел сын. – Мы уже риелтора нашли.
— Отменяй, – спокойно ответила я. Внутри всё дрожало, но слабину давать было нельзя.
— Будешь жить в однушке и радоваться! – взвизгнула Лиза. – Хватит нам жизнь портить!
— Вы сами это сказали, – ответила я. – Не я.
Следующие дни стали адом. Они игнорировали меня. Гробовое молчание за столом, хлопанье дверьми. Еду готовили только на двоих. Пытались выжить.
Но они просчитались. Я больше не боялась пустоты.
В пятницу я сделала ход. Вечером положила на стол билеты на поезд.
— Что это? – удивился Андрей.
— Билеты. Вам. В ваш город. В субботу.
— Вы… нас выгоняете? – прошептала Лиза.
— Даю вам начать свою жизнь. Без меня, без этого дома. Помогу деньгами на съём квартиры.
— Ты не имеешь права! – закричал сын. – Я тут прописан!
— Прописан. Но собственник – я. И я хочу пожить для себя.
Он смотрел на меня, и я видела, как рушится его мир. Мир, где мама всегда под рукой.
— Ты пожалеешь. ООни уехали в субботу утром, а я осталась в своём тихом доме, где наконец-то зазвучала моя жизнь.
