В салоне рейса царила напряжённая атмосфера. Пассажиры бросали в старушку холодные взгляды, когда она заняла свое место. Но капитан самолёта всё же обратился к ней в конце полёта.
Алефтина с волнением уселась в своё кресло, и сразу же вспыхнула ссора…
— Я не намерен сидеть рядом с ней! — крикнул громко мужчина лет сорока, осуждающе измеряя её простую одежду, обращаясь к стюардессе.
Этого мужчину звали Виктор Соколов. Он не скрывал своей неприязни и пренебрежения.
— Извините, но у пассажира билет именно на это место. Пересаживать нельзя, — спокойно ответила стюардесса, хотя Соколов продолжал скользко смотреть на Алефтину.
— Такие места слишком дорогие для людей её породы, — бросил он с ухмылкой, оглядываясь, будто ищет поддержку.
Алефтина молчала, но внутри её сердце стягивалось. На ней была самая лучшая одежда — простая, но опрятная, единственная подходящая для такого важного события.
Некоторые пассажиры переглянулись, кто‑то кивнул Виктору.
В конце концов старушка подняла руку, не выдержав, и произнесла:
— Хорошо… Если в эконом‑классе найдётся место, я сяду туда. Всю жизнь я копила на этот рейс и не хочу никому мешать…
Алефтине́й было восемьдесят пять лет, и это был её первый полёт. Маршрут из Владивостока в Москву был полон трудностей: длинные коридоры, суетливые терминалы, бесконечные очереди. Даже сотрудник аэропорта сопровождал её, чтобы не заблудиться.
Теперь, когда оставалось лишь несколько часов до исполнения мечты, её ждало унижение.
Но стюардесса настояла:
— Извините, бабушка, но вы оплатили билет и имеете полное право находиться здесь. Не позволяйте никому отнимать это у вас.
Она строго посмотрела на Виктора и холодно добавила:
— Если не успокоитесь, я вызову службу безопасности.
Виктор смолчал, лишь тяжело вздохнул.
Самолёт взмыл в небо. В порыве волнения Алефтина уронила сумку, и вдруг Виктор безмолвно помог ей собрать вещи. Вернув ей сумку, его взгляд задержался на медальоне, покрытом красноватым камнем.
— Красивый медальон, — сказал я, — может быть, рубин. Я немного разбираюсь в антиквариате, такие вещи недешевые.
Алефтина улыбнулась.
— Не знаю, сколько стоит… Папа подарил его маме перед войной, а она отдала мне, когда мне исполнилось десять.
Она раскрыла медальон: внутри лежали две старинные фотографии — одна показывала молодую пару, другая — мальчика, улыбающегося миру.
— Это мои родители, — прошептала она, — а вот мой сын.
— Он летит с нами? — осторожно спросил Виктор.
— Нет, — ответила она, опустив голову. — Я отдала его в детский дом, когда он был младенцем. Тогда у меня не было ни мужа, ни работы, и я не могла обеспечить ему нормальную жизнь. Недавно с помощью ДНК‑теста нашла его. Писала ему, но он отказался меня признавать. Сегодня у него день рождения, и я хотела быть рядом хотя бы на минуту.
Виктор был поражён.
— Зачем тогда лететь?
Старный голос старушки прозвучал едва слышно, в глазах её блеснула горечь:
— Он командир полёта. Это единственный способ быть ближе к нему, хотя бы на миг.
Виктор замолчал, охваченный стыдом, и опустил глаза.
После того как стюардесса услышала всё это, она тихо ушла в кабину пилотов. Через несколько минут в салоне прозвучал голос командира:
— Дорогие пассажиры, вскоре мы начнём посадку в аэропорту Сере́мтьево. Но прежде я хотел бы обратиться к одной особенной даме на борту. Мама… пожалуйста, оставайтесь после приземления. Хочу увидеть вас.
Алефтина замерзла, слёзы текли по её лицу. Тишина опустилась на кабину, а потом кто‑то начал хлопать, другие – улыбались сквозь слёзы.
Когда самолёт приземлился, командир нарушил протокол, выскочил из кабины и, не оттирая слёз, бросился к Алефтине, — обнял её так, будто хотел вернуть прошедшие годы.
— Спасибо, мама, за всё, что ты сделала для меня, — прошептал он, прижимая её к себе.
Алефтина, рыдая, ответила:
— Прощать нечего. Я всегда тебя любила…
Виктор отошёл в сторону, склонил голову и смутился. Он понял, что за скромной одеждой и морщинами скрывается огромная жертва и безмерная любовь.
Этот рейс был не просто перелётом. Это была встреча двух сердец, разлучённых временем, но вновь нашедших друг друга.