В день их золотой свадьбы Василий Иванович признался, что всю жизнь любил другую.
Не ту пластинку, Вася, не ту! Я же тебе сто раз говорила!
Людмила Семёновна раздражённо махнула рукой в сторону старенького проигрывателя. Василий, её муж, виновато пожал плечами и снова перебирал пластинки, аккуратно сложенные на резном комоде.
Эту, что ли? «Калинку»? он неуверенно посмотрел на жену.
Какая «Калинка»? «Очи чёрные» я просила! Дети сейчас приедут, гости соберутся, а у нас тихо, как в библиотеке. Золотая свадьба, между прочим! Пятьдесят лет! Ты хоть понимаешь, что это значит?
Василий вздохнул, его сутулые плечи опустились ещё ниже. Он всегда был молчаливым, а с годами и вовсе замкнулся в себе. Людмила давно привыкла к его задумчивости, к этому взгляду, будто устремлённому куда-то сквозь стены их уютной «двушки» в хрущёвке. Она списывала всё на возраст, на усталость, на характер. Пятьдесят лет не шутка. Ко всему привыкаешь.
Наконец заиграла знакомая мелодия. Людмила Семёновна смягчилась, расправила складки на новом платье «цвета шампанского», которое подарила дочь Ольга. В комнате запахло пирогами и ванилью. На круглом столе, покрытом белоснежной скатертью, уже стояли салатники, хрустальные рюмки поблёскивали в лучах закатного солнца. Всё было готово к празднику. Их празднику.
Ну вот, совсем другое дело, буркнула она скорее по привычке, чем со злостью. Иди хоть рубашку праздничную надень, не позорься перед внуками.
Он молча кивнул и вышел. Людмила осталась одна. Оглядела комнату: начищенный паркет, накрахмаленные занавески, фотографии в рамках. Вот они с Васей молодые, на чёрно-белом снимке со свадьбы. Она стройная, улыбающаяся, с венком из полевых цветов. Он серьёзный, в строгом костюме, смотрит прямо в кадр. А вот уже с сыном, с маленьким Серёжей на руках. А вот они вчетвером, с подросшими Сергеем и Ольгой, на море. Целая жизнь. Пятьдесят лет.
Казалось, это было вчера. Как она, городская девчонка, приехала по распределению в маленький городок преподавать в школе. Как познакомилась с ним, местным инженером, тихим и немного неуклюжим. Он не сыпал комплиментами, не дарил букетов. Он просто был рядом. Чинил протекающий кран, встречал с работы в метель, приносил банки солёных огурцов от своей матери. Его надёжность подкупила её больше, чем любые высокие слова. И когда он сделал предложение, она, не раздумывая, согласилась.
Звонок в дверь прервал её мысли. На пороге стояли дети с огромными букетами и шумными внуками. Квартира наполнилась смехом, разговорами, суетой. Сергей, её серьёзный сын, ставший хирургом, смущённо протянул путевку в санаторий. Ольга, её болтушка-дочь, со слезами на глазах читала трогательное стихотворение собственного сочинения. Внуки дарили свои детские рисунки.
Людмила Семёновна сияла. Она сидела во главе стола, рядом с Василием, и чувствовала себя королевой. Её жизнь удалась. Прекрасный муж, замечательные дети, дом полная чаша. О чём ещё мечтать? Она с нежностью посмотрела на мужа. Он сидел прямо, в своей лучшей рубашке, и улыбался. Но улыбка казалась натянутой, а глаза снова смотрели куда-то вдаль.
Вечер пролетел незаметно. Гости разошлись, дети, уложив уставших внуков, уехали. В квартире снова стало тихо. Лишь тихо играла музыка из старого проигрывателя.
Хорошо посидели, правда? сказала Людмила, убирая со стола. Дети у нас замечательные. И внуки
Василий не ответил. Он стоял у окна, глядя на ночной город. Она подошла, обняла его за плечи.
Ты чего, Вася? Устал?
Он вздрогнул, медленно повернулся. В тусклом свете ночника его лицо показалось чужим, измученным.
Люда начал он тихо, и голос дрогнул. Люда, я
Что ты? она насторожилась. Давление поднялось?
Нет, он покачал головой. Я должен тебе сказать. Больше не могу это носить в себе. Пятьдесят лет слишком долго.
Людмила замерла. В груди похолодело от дурного предчувствия.
Что сказать, Вася? Не пугай меня.
Он глубоко вздохнул, отвел взгляд. Пальцы нервно теребили край скатерти.
В день золотой свадьбы наверное, правильно. Чтобы всё было честно. Хоть раз в жизни.
Он замолчал, собираясь с духом. В комнате повисла звенящая тишина, нарушаемая лишь тиканьем часов.
Я всю жизнь любил другую, Люда.
Слова упали, как камень в колодец. Людмила смотрела на него и не понимала. Это была какая-то дикая, нелепая шутка.
Что? переспросила она шёпотом. Кого?
Галю, выдохнул он, и одно это имя, произнесённое с такой нежностью, обожгло сильнее пощёчины. Галю Сорокину. Помнишь её? Мы вместе в школе учились.
Галя Сорокина. Конечно, она помнила. Яркая, звонкая девчонка с толстой косой и ямочками на щеках. Первая красавица школы. Все мальчишки по ней сохли. Но после выпускного она вышла замуж за военного и уехала. Людмила почти не видела её с тех пор.
Но это же было в школе, прошептала она, цепляясь за эту мысль. Детская влюблённость
Нет, Люда, он горько усмехнулся. Не детская. Я собирался сделать ей предложение после армии. Писал письма. А когда вернулся она уже была замужем. Через месяц уехала с мужем в Германию.
Он говорил, а мир Людмилы рушился. Все пятьдесят лет её счастливой семейной жизни превращались в обман.
Зачем зачем ты тогда женился на мне? голос её сорвался.
Я был раздавлен, он говорил тихо, словно самому себе. Мать твердила: «Хватит маяться, жизнь идёт. Вон, Людочка девушка хорошая, умная». Я и подумал почему бы и нет? Ты была хорошей. Правильной. Думал, привыкну. Забуду её.
И что?
