В шестьдесят девять лет я поняла, что самый страшный обман это когда дети говорят «мы тебя любим», а на самом деле им нужны только твоя пенсия и квартира.
«Мама, мы подумали», осторожно начал мой сын Игорь, едва переступив порог. Его жена, Светлана, стояла позади и энергично кивала, словно подтверждая каждое его слово.
Она принесла в прихожую запах дорогих духов и приторное дыхание тревоги.
«Начинается», прошептала я, закрывая дверь. «Когда вы двое «думаете», это всегда плохо кончается.»
Игорь сделал вид, что не расслышал. Он прошёл в гостиную, осматривая мебель, будто оценивая её стоимость. Светлана нервно поправила подушку на диване ту самую, которую только что нарочно сдвинула.
«Мы беспокоимся о тебе», заявила она с фальшивой заботой. «Ты одна. А в твоём возрасте… всякое может случиться.»
Я опустилась в любимое кресло, ощущая под пальцами знакомую потертость ткани. Я знала это кресло лучше, чем собственных детей.
«Например?» спросила я. «Гипертонию от вашей «заботы»?»
«Ну, мам, не начинай», поморщился Игорь. «Это отличная идея. Мы продаём твою квартиру и нашу однушку, берём кредит и покупаем большой дом за городом! С садом! Ты будешь с внуками, дышать свежим воздухом.»
Он говорил это так, будто предлагал мне билет в рай. В глазах Светланы горела наигранная искренность. Она была хорошей актрисой.
Я смотрела на них, на их лица, на повторяющиеся жесты. В их глазах светилась жадность риелторов, учуявших выгодную сделку. Ни тепла. Ни честности.
И тут я всё поняла. Самый жестокий обман когда твои дети говорят «мы тебя любим», а на самом деле им нужны твоя пенсия и квартира.
Это была не печаль. Про будто всё встало на свои места.
«Дом, говоришь», прошептала я. «А на чьё имя он будет записан?»
«Ну, на наше, конечно», выпалила Светлана и тут же куснула себя за язык. Игорь бросил на неё убийственный взгляд.
«Чтобы избавить тебя от хлопот, мам», поспешно добавил он. «Мы всё уладим. Все документы.»
Я медленно кивнула, встала и подошла к окну. На улице спешили люди, поглощённые своими заботами. А я стояла здесь перед выбором: сдаться или начать войну.
«Знаете что, дети», сказала я, не оборачиваясь. «Это интересная идея. Я подумаю.»
За моей спиной раздался вздох облегчения. Они думали, что победили.
«Конечно, мама, не торопись», сладко добавила Светлана.
«Только думать я буду здесь, в своей квартире», ответила я, поворачиваясь к ним. «А вам пора идти. Уверена, у вас много дел. Кредиты подсчитывать. Планы дома изучать.»
Я посмотрела им прямо в глаза, и их улыбки начали таять. Они поняли: это не конец. Это только начало.
С того дня началась «кампания». Ежедневные звонки, тщательно продуманные.
Утром звонил Игорь сухо, методично:
«Мам, нашёл отличный участок! Вокруг сосны, рядом речка! Представь, как внуки будут дышать свежим воздухом!»
Днём сладкий голос Светланы:
«Мы сделаем тебе отдельную комнату, мам! С видом на сад. Свою ванную! Перевезём твоё кресло и фикус. Всё, как ты любишь!»
Они били по слабым местам: внуки, одиночество, здоровье. Каждый звонок был спектаклем, где я играла роль беспомощной старушки.
Я слушала, кивала, говорила, что ещё думаю. А тем временем действовала.
Моя подруга Люда работала у нотариуса. Один звонок и вот я у неё, разбираю все варианты.
«Нина, главное не подписывай дарственную», предупредила она. «Выкинут без жалости. Может, ренту оформить. Но они не согласятся. Им нужно всё. Сразу.»
Её слова укрепили мою решимость. Я не жертва. Я выжившая. И сдаваться не собираюсь.
Кульминация наступила в субботу. Раздался звонок. На пороге стояли Игорь и Светлана а с ними мужчина в костюме, с папкой в руках.
«Мам, это Алексей, риелтор», сказал Игорь непринуждённо, заходя. «Он просто оценит наше… имущество.»
Мужчина вошёл, осматривая квартиру, как стервятник. Стены, потолок, пол. Он видел не дом. Он видел квадратные метры. Товар.
Во мне что-то сломалось.
«Оценить что?» спросила я резко.
«Квартиру, мам. Чтобы понимать, с чего начинать», ответил Игорь, уже открывая дверь в мою комнату. «Проходи, Алексей.»
Риелтор сделал шаг, но я преградила ему путь.
«Вон», тихо сказала я. Так тихо, что все замерли.
«Мам, ты что?» пробормотал Игорь.
«Я сказала вон. Вы оба.» Я посмотрела на Светлану, прижавшуюся к стене. «И передай своему мужу, что если он ещё раз приведёт в мой дом посторонних без моего разрешения, я вызову полицию. И напишу заявление о мошенничестве.»
Риелтор, почувствовав опасность, первым ретировался.
«Я… я позвоню позже», пробормотал он, исчезая.
Игорь смерил меня взглядом, маска любящего сына упала.
«Ты совсем рехнулась, старая »
«Ещё нет», перебила я. «Но ты стараешься. А теперь марш. Мне нужно отдохнуть. От вашей «любви».
Неделю длилось молчание. Ни звонков, ни визитов. Я знала это не конец. Они перегруппировываются.
В следующую пятницу позвонила Светлана, голос её сочился покаянием.
«Нина Петровна, простите нас, мы были глупцами. Давайте выпьем кофе. Как раньше. Обещаю, ни слова о квартире. Просто семья.»
Я знала, что это ловушка. Но пошла.
Они ждали меня за столиком в углу. Посредине стоял нетронутый десерт. Игорь выглядел подавленным, Светлана держала его за руку.
«Мам, прости меня», прошептал он. «Я был неправ. Давай забудем.»
Но за его опущенными глазами я видела только нетерпение.
«Я тоже подумала», спокойно сказала я, доставая сложенный лист. «И приняла решение.»
Это было не завещание. Это было письмо.
«Я прочту вам», сказала я. «Я, в здравом уме и твёрдой памяти
